Река Оредеж петляет по лесистым урочищам Ижорской возвышенности: на юг, на восток, на север, снова на юг. Река невеликая: всего две сотни километров от истока до впадения в реку Лугу. Река необычайно живописная. По берегам в ее верховьях – дворянские гнезда, усадьбы, церкви. На опушках лесов – курганы, погребальные памятники древности.
Никто не знает, откуда взялось и что значит название Оредеж. Высказывались предположения о его происхождении из какого-то финно-угорского языка (близкого к водскому или ижорскому); предполагаемые значения – «скачущий конь» или «голова коня». Это – не более чем предположения. Название древнее. Значит, и люди жили по берегам реки с незапамятных времен.
Да и как не жить на этих привлекательных берегах? Обаяние оредежских изгибов неодолимо. В характере этой реки есть и лирическая нежность, и грозное, колдовское начало.
Страшно воет лес дремучий.
Ветр в ущелиях свистит,
И украдкой из-за тучи
Mecяц в Оредеж глядит.
Между гор, как под навесом,
Волны светлые бегут
И вослед себе ведут
Берега, поросши лесом.
Таков образ оредежских берегов, созданный Кондратием Рылеевым в стихотворной думе «Царевич Алексей в Рождествено». Детство Рылеева прошло в имении Батово, на Оредеже. Другой поэт столетием позже тоже вглядывался в эти воды, и образ их остался навсегда в его душе. В 1923 году, в эмиграции, на чужбине, Владимир Набоков грезил:
