Все, на что хватило дархану твердости – это запретить кохам появляться в Дарханае. Как будто такая мелочь остановит Наранова сына! Бесконечно любя единственного ребенка, Серадж желал ей только счастья. Может быть, он даже согласился бы… если бы не дракон Ситары.
Серадж знал, что она двуликая. И знал также, что Ингвар с Ситарой встречались вопреки запретам. И дракон не откликнулся. А значит, все напрасно. Кох – не тот, кто нужен его дочери. Ситара еще очень молода и многого не понимает. Долг отца – позаботиться о ней. Без дракона править невозможно. Ситаре придется подчиниться и выйти за того, кто сможет ее вторую ипостась вызвать на волю. Время у них еще есть. Дарханы живут долго.
Впрочем, он не обольщался. Будет сложно и, вероятно, больно, причем и девочке, и отцу, и будущему супругу.
С начала торгового сезона Ситара не находила себе места. Дракон тоже был не спокоен, заставляя кровь пылать, а сердце то замирать, то колотиться о ребра от одного только мужского голоса. Принцесса ждала Ингвара, с трепетом встречая каждый корабль. Особенно, конечно, ее волновали корабли моров. Но Неждан, родич ее возлюбленного, передавая очередной подарок (великолепную статуэтку из кости), только развел руками: не видел. Подарок привезли с посыльными. На этот раз даже без записки.
Ну и вправду – Ингвар ведь хитрый. Разве прибыл бы он на корабле родича? Да эти корабли проверяет лично дархан. Один только запах, клочок рыжей шерсти (о, теперь-то все знали, что Ингвар – оборотень-лис) – и больше никакой торговли. Даже духа кохтского быть не должно. Так что Ситара расстроилась, но не так, чтобы очень. Ей уже семнадцать, осенью будет восемнадцать. Ингвар обещал сделать ее своей женой, и она верила всем сердцем. И то, что письма не было, тоже добрый знак. Раз не написал, то приедет. Уже скоро, совсем скоро, наверное – со следующим кораблем.
Оттого-то она ничуть не удивилась, когда один из нищих в Храме, бросившись целовать подол ее тхуни, незаметно вложил в руку скомканный клочок бумаги. Она кинула старику несколько пайс и резво отбежала в сторону. Уже в саду с трепетом развернула комок и выдохнула шумно.
“Жду в полночь на нашем месте”.
Просто и понятно. В этом весь Ингвар. Нужно бы уничтожить записку, но ведь ее писал он, любимый, долгожданный. И Ситара бережно спрятала мятую бумажку в шкатулку с драгоценностями.
Спать легла рано, сославшись на головную боль. Нянюшка, зная, что принцесса в последние дни вся в волнениях, поверила. Помогла искупаться, заплела ей на ночь косы, облачила в тончайшую хлопковую сорочку. Поцеловала в лоб и погасила светильники. Ситара лежала на своей роскошной постели с широко раскрытыми глазами. Луна и звезды светили так ярко, что была видна каждая складочка на легких, почти невесомых завесах окна.Когда же, когда наступит тот волшебный миг, о котором она грезит уже столько лет? Неужели – сегодня?
Разлука с возлюбленным давалась ей тяжело. Она думала о нем постоянно, представляла его светлые, чуть раскосые глаза, прямой нос, волосы, что цветом похожи на огонь. Она уже знала, что кудри Ингвара не горячие, а шелково-прохладные, как вода в ручье. Губы, конечно, твердые, желанные, которые Ситара готова целовать вечно. Руки его на талии, на спине и бедрах…
Будучи невинной телесно, разумом принцесса давно уж утратила всякое целомудрие. Она частенько танцевала на ритуалах в храме Великой Матери и видела, чем эти ритуалы заканчивались. Храмовые девы обычно не отказывали тем мужчинам, которые были допущены в залы. Ситара их понимала: ритуалы проводили молодые юноши, стройные, высокие, без телесных изъянов. Самые красивые сыновья. А дети, зачатые в храме, считались высшим благословением Матери. А у Ситары – дракон, ей надлежало хранить себя для того, кто сможет отворить врата и выпустить вторую ипостась в небо; впрочем, она даже не представляла себя с кем-то, кроме Ингвара. Оставаться девственной было не трудно. Быть холодной и не представлять всякое – никаких душевных сил не хватит. Все же она молода, здорова и полна женской энергии.
