Время тянулось однообразно. Я вставал, наливал кофе и жарил яичницу, после чего садился читать, передо мной был ноутбук, чтобы гуглить непонятные для себя термины, потом я прерывался на обед – и снова книги, ужин, книги, сон. Это было впервые, когда я буквально пропал и ни разу не появился за неделю в издательстве, но что еще более удивительно – мне никто и не позвонил.
Последнюю ночь перед клубом я спал плохо, несколько раз просыпался и чувствовал мандраж, как студент перед защитой диплома. Забегая вперед, скажу, что это было абсолютно напрасно. Никто так и не устроил мне никаких проверок.
Утро началось со звонка будильника, я встал, позавтракал, оделся и отправился в заранее оговоренное место. В сквере у станции метро «Динамо» я был ровно в семь утра. Панин уже ждал меня, нетерпеливо шагая взад-вперед, сложив руки за спину.
– Доброе утро! – окликнул я его.
– Наконец-то! Пойдемте, тут недалеко. Вот сюда, – сказал Филипп Самуилович и быстро свернул в арку.
Мы зашли в неприметную дверь, за которой стоял стол с восседавшей за ним женщиной угрюмого вида.
– Нам два, – обратился к ней Филипп Самуилович и протянул пятьсот рублей.
– Пожалуйста, – ответила она и без каких—либо эмоций на лице сунула ему две рукописных квитанции.
– Внутри держитесь меня, нужные вопросы задавайте, но сначала мне, лишнего не болтайте. Помните: никто не должен знать истинных причин вашего появления. Вы начинающий нумизмат, запомните! – прошептал он мне, после чего мы прошли внутрь.
Это было помещение в несколько сот квадратных метров, по периметру которого стояли накрытые красными скатертями столы с разными предметами на них. В основном это были монеты, медали, банкноты, статуэтки. Кроме того, изредка встречались иконы, холодное оружие и какие—то обломки неизвестного для меня происхождения.
За столами сидели экспоненты, а основная масса посетителей медленно передвигалась от одного к другому. Большинство присутствующих, судя по частым рукопожатиям, были знакомы между собой. Размера помещения было явно недостаточно для всех желающих: многие были вынуждены стоять в очереди к столу, чтобы посмотреть тот или иной предмет.
– Видишь самый дальний угол у колонны? – спросил Панин, направляя меня взглядом.
– Да.
– Мужчина за столом – сын Шульца, Виктор. Коллекционер весьма посредственный, занимается царской медью, марками и старинными кортиками. Я представлю вас друг другу, постарайся договориться о встрече в менее людном месте и там переговорить с ним, но помни, он не должен ничего знать.
Я кивнул, и мы начали медленно продвигаться вдоль столов. Панин то и дело замедлялся, подходил к столам, пожимал чьи—то руки и медленно листал альбомы, рассматривая монеты. Какие—то доставал и крутил в руке, после чего пренебрежительно засовывал обратно, грустно вздыхая, другие осматривал более внимательно с помощью лупы с подсветкой. Я внимательно наблюдал за его действиями, пытаясь понять суть манипуляций.
– Пять рублей Николаевские почем? – спросил Панин, не отрываясь от осмотра золотой монеты через лупу.
– Какой год? – спросил старичок с хитрым прищуром, доставая старую, потрепанную тетрадку.
– Одна тысяча восемьсот девяносто девятый
– Сто тысяч.
– Держи! – злобно ответил Панин, протянув деду монету с такой силой, что тот едва усидел на стуле.
– Ваша цена? – однако спросил он, не желая терять покупателя.
– Заберу за пятьдесят.
