– Так вы там работаете? – удивился я.
– Нет. В Хитроу. Но в Гатвике я могу нанять машину. Специальные скидки для работников аэропортов.
Она резала тост правой рукой, и я увидел, что она морщится.
– Вам сегодня на работу? – спросил я.
– Голос у меня в порядке, – ответила она. – Но, может, и не придется. Я сегодня на подмене с четырех дня до четырех ночи. Это значит, что я просто должна быть у себя дома на случай, если кто-то заболеет или не сможет прийти.
– А часто приходится подменять?
– Нечасто. Обычно просто сидишь дома и скучаешь.
Она пила кофе, держа чашку в левой руке.
– А вы? – спросила она. – Чем вы занимаетесь?
– Я барышник. Лошадьми торгую.
Она наморщила лоб.
– Моя тетушка говорит, что все барышники – мошенники.
Я улыбнулся:
– Крупные фирмы ей бы спасибо не сказали.
– А вы на крупную фирму работаете?
Я покачал головой:
– Нет, я сам по себе.
Она доела тост и выудила из кармана моего халата пачку сигарет.
– Ну, вы хотя бы курите, – сказала она, щелкая моей зажигалкой. – Я их нашла у вас в спальне… Надеюсь, вы не возражаете?
– Берите что хотите! – сказал я.
Она посмотрела на меня в упор. Глаза ее насмешливо блеснули.
– Услуга за услугу! Помните того человека из джипа?
– Такого забудешь, как же!
– Он ехал со скоростью примерно миль сорок в час, пока я не попыталась его обогнать. Но когда я поравнялась с ним, он прибавил скорость.
– Один из таких…
Она кивнула:
– Один из таких. Я нажала на акселератор и обогнала его, и ему это не понравилось. Он висел у меня на хвосте, мигал фарами и вообще вел себя как последний идиот. Если бы он меня не отвлекал, я бы, может, эту лошадь и раньше заметила. Так что он виноват не меньше вашей лошади.
– Ну спасибо! – сказал я.
Мы улыбнулись друг другу, и внезапно все невысказанные вопросы повисли между нами над столом, засыпанным крошками…
И в этот деликатный момент ввалился Криспин со всей чувствительностью бронетранспортера. Дверь кухни с треском распахнулась, и он вошел – помятый, небритый, больной с похмелья и изрыгающий ругательства.
– Куда ты захреначил виски, черт бы тебя побрал?
Софи посмотрела на него со своим всегдашним спокойствием. Криспин ее, похоже, просто не заметил.
– Ты, ублюдок, если ты мне его не отдашь, я тебе пасть порву, понял?
Вся беда в том, что он говорил это почти серьезно.
– Ты его вечером допил, – ответил я. – Пустая бутылка в мусорнице.
– Брешешь ты все! Если ты его вылил, я тебя придушу, ей-богу!
– Ты его сам вылил, – сказал я. – Себе в глотку. Выпей лучше кофе.
– Забей этот кофе себе в задницу! – И он принялся бродить по кухне, рывком распахивая шкафчики и полки и заглядывая внутрь. – Где оно? – повторял он. – Куда ты его засунул, ты, дерьмочист?
Он схватил пачку сахара и швырнул на пол. Бумага порвалась, и сахар рассыпался льдистым холмиком. Криспин достал несколько жестянок, чтобы заглянуть за них, и вместо того, чтобы поставить на место, тоже швырнул на пол.
– Джонас, я тебя убью!
Я сварил ему кофе и поставил кружку на стол. Вслед за сахаром и жестянками на пол полетели пакет риса и пачка кукурузных хлопьев.
Он завершил поиски, яростно захлопнув дверцу последнего шкафчика, сел за стол и потянулся за кофе. Рука у него тряслась, как у девяностолетнего старика.
Тут он в первый раз обратил внимание на Софи. Медленно поднял глаза и уставился ей в лицо.
– Блин, а ты кто такая?
– Софи Рэндольф, – вежливо ответила она.
Криспин прищурился.
