Сокрытые - страница 21

– Флеминг, прекрати грызть все подряд! – строго сказала я, подражая манере нашей школьной учительницы математики. Она часто одергивала Джилл, когда та, замечтавшись, отвлекалась от урока.

– Но тогда я останусь голодной, – обиженно протянула подруга, подняв на меня огромные серые глаза, и откинула косу на спину. – Хотя лучше бы выбросить это все на помойку, я так устала!

Она махнула рукой на документы, швырнула на стол обгрызенный карандаш и кинулась ко мне в объятия. До чего же я соскучилась, пока ее не было в городе! Вдоволь наобнимавшись, мы сели за столик, сделали заказ и начали собирать бумаги: рабочий день окончен, пора отдыхать.

– А теперь представь, – тем временем рассказывала Джилл, – одна дамочка из Сарфелда клянется, что у мужа внезапно появились сверхъестественные способности и он пытается ее убить. Но полицию, разумеется, привлекать нельзя, лучше быстренько подать на развод и, раз уж супруг, по ее словам, все равно почти преступник, а значит, место ему в тюрьме, то совместно нажитое и добрачное имущество должно достаться ей! Сильно, да? При этом ведет она себя отвратительно: врет, хамит, суетится. Я уже неделю изучаю их документы и, кажется, схожу с ума. Точно говорю, контора хочет от меня избавиться, вот и придумала ссылку.

– А у мужа правда есть какие-то способности?

– Ну да, – фыркнула подруга, бросив быстрый взгляд на экран мобильника, – вчера не было, а сегодня вдруг появились! Где такое видано?

Клиенты юридической фирмы, в которой работала Джилл, обычно находились в стрессе и могли разбудить своего адвоката часа в четыре утра, потому что внезапно вспомнили подозрительные слова, сказанные несколько лет назад неверным супругом, или названивали без остановки, желая выговориться. Джилл привыкла держать телефон под рукой, брать его с собой в постель и в ванную комнату, поэтому командировки служили для нее настоящей отдушиной: там ей разрешалось не отвечать на звонки в нерабочее время. Прогулки по незнакомым городам, встречи с новыми людьми действовали безотказно, и Джилл возвращалась в Лардберг посвежевшей и бодрой. Даже сейчас, несмотря на легкое раздражение в голосе, я не сомневалась: подруга прекрасно провела те несколько дней в Сарфелде.

Меня всегда приятно поражало в Джилл стремление любить других людей. Она успела хлебнуть немало горя и не была наивной или глупой, но из-за мягкого от природы характера хотела жить среди доброты и честности, а раз перевоспитать весь мир невозможно, ей нравилось притворяться, что на самом деле все не так уж плохо. Годы практики – и притворство заменило ей реальный взгляд на вещи. Джилл научилась без особого труда оправдывать даже самые неблаговидные поступки и могла убедить саму себя в порядочности кого угодно. Конечно, у нее тоже случались вспышки гнева, но успокоившись, она извинялась первой, с готовностью протягивая руку в знак примирения. Своим нежеланием зацикливаться на обидах Джилл здорово облегчала всем задачу. Она обезоруживала искренностью, растапливала лед в отношениях открытой, ласковой улыбкой, буквально заставляя человека проявить великодушие и во всеуслышание объявить о прощении. У меня же не укладывалось в голове, как кто-то умудряется с ней поссориться; за годы дружбы я не нашла ни единого повода для недовольства. Наши интересы, вкусы и жизненные цели вообще не совпадали, но это не мешало наслаждаться обществом друг друга, а возможно, именно разница и спасала нас от соперничества или зависти. Одно я знала совершенно точно – делить нам нечего.