– Я стараюсь, чтобы медсестры ничего не клали сюда, – оно просто сжирает все, – рассказывает Оуэн.
Эта Дверь просто светится багровым и зеленым, словно синяк. В прачечной оглушающий шум, гудят десять сушилок, пыхтят семь гигантских стиральных машин, воздух сырой и пахнет отбеливателем, старостью и слезами. Свет яркий, вдоль стен сложены стопки светлых простынь, одеял, халатов хирургов и пижам. Рядом с Оуэном ярко-красное ведро с надписью: «Только для экстренных случаев»; я уверена, что там соль.
Посреди этой нереально обычной обстановки стоит одна машина с наклейкой «Не работает» и маленьким иллюминатором в Ад в металлической дверце.
Хорошенькая Дверь в Ад.
– Моя Дверь выглядит не так, – бормочу я и протягиваю руку. Райан быстр – он сильно шлепает меня по руке, мне больно, и я выныриваю из странного оцепенения, охватившего меня. – Моя Дверь выглядит не так, – повторяю я громче, игнорируя тот факт, что я чуть не прикоснулась к Двери в Ад. Я дура? Возможно.
Оуэн либо не замечает, либо слишком вежлив, чтобы указать мне на это.
– Как выглядит ваша Дверь? – с любопытством спрашивает Оуэн.
– Я думала, они все одинаковые.
Я адресую эти слова Райану, который слегка покачивает головой:
– Большинство из них. Но некоторые отличаются.
– Очень полезная информация. – Я поворачиваюсь к Оуэну. – Моя Дверь – это большой портал. Наверху у него арка, наверное, в фут шириной, выложенная из камня. Низ тоже каменный, весь дверной проем, и он не выглядит так, словно туда можно войти и оказаться в Аду. Прямо за проемом кованая решетка. Ну или руки. Одно или другое. Оно распахивается, когда дверь открывается, чтобы выпустить демонов.
– Кованые руки? – скептически переспрашивает Оуэн.
Он скрещивает руки и прислоняется к стиральной машине-Двери. Его форма мило натягивается на бицепсах, но я делаю вид, что не замечаю. Я все еще возмущена, что он оскорблял Райана; только мне можно это делать.
– Элли была готом в юности, – сухо поясняет Райан.
Ничего не может быть дальше от истины. Подростком я была печальной серой мышью – слишком много денег и слишком мало вкуса и стиля. Я носила желтый кожаный жакет и шесть пар одинаковых туфель на каблуках, различающихся только цветом. И большую часть времени лак на ногтях соответствовал цвету туфель, а туфли соответствовали сумочке.
Не то чтобы Райан знал об этом, я полагаю. Когда мы разговаривали, мы говорили о Двери, демонах и о том, что мне надо попросить повара добавить в меню на следующую неделю. Не о нас. Тем не менее откуда он взял эту идею, что я гот?
Может быть, это все из-за того, что я вызвала Дверь? Готова поспорить, что так и есть.
– Вы можете сказать нам, почему она так мерцает? И почему не разговаривает? – спрашиваю я.
Странно… но мои уши зудят глубоко внутри. Как будто Дверь пытается говорить со мной, но не может. Хотя я уверена, что услышу, если подойду поближе.
– Эта Дверь никогда не говорит. И из нее ничего не выходит, хотя некоторым людям не следовало бы жить.
Не следовало бы потому, что от них слишком много беспорядка или потому, что они плохие? Оуэн говорит так, словно каждое слово из него вытягивают медленно и болезненно. И я придвигаюсь все ближе и ближе к Двери. Она пахнет… она пахнет пурпуром. Что это значит?
И не успевает Райан остановить меня, как я снова протягиваю руку и касаюсь Двери, прикасаюсь к крутящемуся пурпуру и зелени, прикасаюсь к этому синяку.
