– Придется потерпеть! И не то еще придется, – нахмурился Балицкий. – Помните, что Попудренко говорил? Да нет, вы не бойтесь, говорите откровенно: если у кого душа трепыхается – на дорогу лучше не ходить! Кто хочет – может вернуться, не поздно еще. А раз уж пошел – терпи… – И, очень значительно помолчав, добавил: – Учтите, у линии за нытье, за трусость пощады не будет!
Мы шли всю ночь, обходя села и поселки. На рассвете остановились в каких-то кустиках, передневали до сумерек. И в темноте добрались до леса, примыкавшего к железной дороге. Углубившись в чащу, Балицкий приказал всем залечь, запретил разговаривать, ходить и вообще производить какой бы то ни было шум и, отозвав в сторону Панкова, некоторое время о чем-то совещался с ним. Тем временем я, вытянув гудящие ноги, задремал: партизан должен пользоваться каждой минутой, чтобы поспать «в запас», – неизвестно, что ждет впереди и когда удастся снова сомкнуть веки.
Но поспать не пришлось: через минуту Панков растолкал меня.
– Пойдем-ка, сходим в Камень, – спокойно, будто звал в гости, сказал он. – Надо поесть раздобыть, табачком разжиться, а заодно разузнать кое о чем. Тут недалеко…
Я знал, что Камень – родное село Панкова, лежит у самой «железки» и что в противоположном (от леса, где мы находились) конце села есть железнодорожный переезд, на котором круглые сутки немцы держат часовых. Знал, что в этом крупном селе довольно многочисленная полиция, навербованная гитлеровской службой безопасности не только из местных подонков, но и из разных пришлых предателей. Не исключено, что улицы патрулируются, а на окраинах на ночь выставляются караулы. Словом, Камень, как говорят военные, занят противником. Наши разведчики, разумеется, частенько заглядывали в села, где располагались вражеские гарнизоны, но мне еще не приходилось. Тем не менее расспрашивать Панкова о том, как нам удастся проникнуть в село и к кому именно мы идем, я не стал.
Молча прошагали мы с пяток километров, вышли на опушку и двинулись полем. Скоро впереди зачернели смутные очертания строений. Камень! У крайнего дома мелькнул огонек. Кто-то курил. Панков схватил меня за руку, молча потащил в сторону от торной дороги. Мы обошли село поскотиной и остановились у какого-то плетня.
– Давай сюда!
Вслед за лесником я перемахнул через плетень, стараясь неслышно ступать, прошагал скользкой тропкой меж грядками и остановился у какого-то сарая, к которому был прислонен березовый шест, едва заметно белевший в темноте.
– Условный знак это! – шепнул Панков. – Значит, можно заходить.
Мы обогнули сарай, и я увидел хату. Панков трижды постучал пальцем в темное окно, сделал паузу и стукнул еще два раза. В хате послышалась возня, топот босых ног. Без скрипа отворилась дверь. В черном проеме появилась чья-то фигура.
– Карпович, ты? – послышался сдавленный голос. – Давай сюда!
Мы ощупью миновали темные сенцы, вкусно пахнущие свежей мукой, и вошли в горницу, тускло освещенную фитильком. Хозяин – в одном исподнем белье, усадил нас за стол.
– Садитесь, садитесь, дорогие гостюшки! Зараз поесть сообразим! Жинка! А ну вставай!..
Если вам понравилась книга, поддержите автора, купив полную версию по ссылке ниже.
Продолжить чтение
