Она словно услышала это. Широко распахнула свои карие глазищи и искренне улыбнулась. От чего сердце Володьки ещё раз ухнуло куда-то в район желудка. Он смежил веки и просто полежал, успокаивая некстати взбесившееся дыхание. Наконец, сообразил попросить её о чём-то конкретном:
– Сусанна, помоги мне выйти во двор!
Потом ещё пару минут с увлечением спорил с этой очаровашкой, доказывая, что все полученные им колото-резаные, а также прочие раны лечатся движением. При этом ссылался как на авторитет бабушки Линде, так и на свой печальный опыт. Разумеется, убедил. А когда опёрся о жаркое девичье тело, даже боль отступила от внезапно нахлынувшего томного вожделения.
Сусанна осторожно вывела его из избушки. Что-то толокшая в ступке колдунья всполошилась, всплеснула руками, выронила пестик.
– Все хорошо, бабуль. Я уже на ногах!
– Ну, вот и слава Господу-Создателю! – неожиданно умилилась она. – А то я уж и нехорошее думать начинала.
– Я что, долго был без сознания? – тихо спросил Феоктистов.
– Сегодня десятый день, – ещё тише ответила девушка. От удивления обвис на её не по-женски сильных руках.
– И что, ты все десять дней около меня сидела?!
Она лишь утвердительно кивнула. Потом весь остаток дня Володька грелся на солнце. Иногда пил крепкий мясной бульон, вперемешку с травяными отварами, и потешался над тем, как Зубров периодически порывался его обнять, но неизменно отгонялся бдительной сиделкой. А вечером, когда та снова собралась дежурить, с удовольствием потрепал горячую девичью руку:
– Спасибо, Сусанна! Но этого больше не нужно. Мне теперь уже ничего особо не сделается, а вот себя измучаешь. А ведь общение с тобой мне здоровья прямо на глазах прибавляет!
Девушка потупилась, но опять не сдержала искренней улыбки. И он решился:
– Слушай, а почему ты со мной так возишься? Я ведь даже не знаю тебя!
– Потому что вы спасли меня. От рабства. И бесчестья. А может, и от смерти. Так как позора я бы не перенесла. Я вам так благодарна!
– А! Ну, тогда да, конечно! – смутился Феоктистов. – Но я же, вроде как, «оборотень». Неужели не боишься?
– Сначала немного боялась! – честно призналась девушка. – А сейчас нет.
– Это, конечно, хорошо. Но почему?
– Оборотни плохие. Беспощадные убийцы, и живут только для себя. А вы с Николаем хорошие. Крестьяне вас теперь очень уважают. Ну, правда, и боятся ещё.
– А ты не крестьянка, что ли?
– Нет. Мой отец свободный кузнец. Мы живем недалеко от Солми. Отдельно.
«Теперь понятно, почему у неё такая мускулатура. Папе помогает!»
– Ага! В твоего отца, значит, крестьяне тоже считают немного колдуном?
– Ну, да! Правда, не таким сильным, как бабушка Линде. И добрым.
– А она тогда кто? Злая колдунья?! – искренне удивился Володька. Смущение Сусанны было весьма красноречиво. «Кстати, а называет-то её так же, как и мы!»
* * *
Через три дня он отвез Сусанну домой. Выздоровление шло, и Феоктистов сам запряг в телегу мерина. Отцом девушки оказался тот самый рослый детина, о голову которого Николай сломал копьё. Кузнец угрюмо встретил «оборотня» у порога небольшого деревянного дома, что стоял на отшибе от деревни. Правда, увидев, что дочь ухаживала не за его обидчиком, несколько смягчился. А к концу вечера распил с гостем бочонок эля и вообще раздобрел. Тем более пиво Эдвин Смит в основном осилил сам. Раненый Феоктистов лишь понемногу поддерживал компанию. Кузнец даже ушёл в дом, чтобы «свободный воин» смог достойно попрощаться с его дочью. Хотя до этого жёстко пресекал все попытки крестьян поухаживать за Сусанной. Володька смутился и на прощанье неумело чмокнул подавшуюся к нему девушку куда-то мимо губы. Но в ответ она сама обхватила его за шею, и второй поцелуй получился таким, что ещё половину дороги у него сладко шумело в голове.
