– Вот, гад! Уже сотню берёт! Соседи – завистники проклятые, натравили, а теперь ещё и пропускают через свой сад! Теперь жди через месяц-другой! Вот повадился!
На Новый 1957-й год пошёл на шахту к Пастуховым. Я не был у них уже четыре месяца и мне обрадовались. Дети – Шурка, Верка и Володька не отходили от меня. Я только что купил фотоаппарат «Смена» за 12 рублей. Эти деньги накопил, разгрузив с ребятами студентами на станции несколько вагонов с углём. Начал фотографировать всех в разных ракурсах. Для детей это было впервые и, видно, очень нравилось. Эти первые фотографии сохранились у меня до сих пор!
Затем мы втроём – дед, Иван и я крепко выпили. Я уже с полгода ничего не пил, а здесь неожиданно даже для себя хватанул гранёный стакан первача, настоенный на табаке. Страшно опьянел, так как практически не закусывал. Сразу же пошёл в Липецк, так как уже начало смеркаться. Иван сказал:
– Коля! Сейчас дорогу в город перемело, идти трудно. Лучше иди по железке. Там нет снега, убирают. Во-вторых, напрямую даже ближе!
Иду, пою – страшно весело! Падаю несколько раз под откос, выкарабкиваюсь. Развезло ужасно! Всё время помню о фотоаппарате, боюсь разбить. Для надёжности перебросил ремешок через голову и спрятал фотоаппарат под пальто.
Таким пьяным не был ещё никогда в жизни! Весь в снегу, так увлёкся борьбой с собой, с неверными ногами, так орал песни, что ничего не слышал. А сзади, словно бы во сне, слышен непрерывный гудок паровоза. Потом, когда гудок стал нестерпимым, я полуобернулся и понял, что гудят мне. Какой-то огромный силуэт медленно надвигался на меня. Замахал
рукой и пробормотал рассеянно:
– А-а-а! Паровоз. Ну и что? Подумаешь, паровоз! Пусть только попробует столкнуть! Деятель! Посмотрим ещё, кто кого! Пусть объезжает. Разгуделся!
Паровоз продолжал истерично гудеть, а я отмахивался руками. Очнулся, словно бы ото сна: кто-то толкнул меня в спину и я упал. Затем меня рывком подняли. Качаясь, посмотрел. За шиворот меня держал угрюмый человек в чёрной куртке с петлицами, а рядом стоял ещё один. За нами вплотную пыхтел злосчастный паровоз. Я пьяно засмеялся:
– А-а-а! Испугался! Остановился!
В ответ услышал:
– Вот гадёныш! Он пьяный в стельку! Моли Бога, что живым оставили! А надо было, наверное, как котёнка раздавить! Молодой, а уже пьяница!
Плюнул в сердцах и саданул по лицу так, что я улетел далеко под откос в сугроб. Еле пришёл в себя. Начал выбираться. Товарняк уже ушёл.
Кое-как доплёлся домой. Упал около будки овчарки и заснул. Все ахнули, увидев в таком состоянии меня. Пьяный в стельку, весь в снегу, кровь сочилась из разбитого носа и губ, а на вспухшей щеке огромный синяк.
Конечно, виноваты были в этом в первую очередь взрослые люди, напоившие, но не накормившие пацана. Но и своей вины нисколько не отрицаю. Стыдно и позорно, но «из песни слов не выкинешь».
Всю жизнь помню машиниста паровоза и кочегара, спасших мне жизнь! Славные люди! Ведь им ничего не стоило просто раздавить меня, а они сберегли человека, остановив состав! Я был молод и ещё глуп и, возможно, они это поняли. В моей жизни будет с десяток подобных приключений, когда я чудом спасся от смерти, но этот случай особенный.
Закончился первый семестр и мне дали общежитие. На всю жизнь остался осадок от своего непонятного поведения при уходе в общежитие. Майор с семьёй относились ко мне с любовью. Они уважали меня. Я же, когда уходил, даже не поблагодарил их. Почему? Мне просто стыдно было за то, что, как я думал, их предаю. Я как бы сбежал от них, не пробыв год, как договаривались. Ну и что? Надо было просто извиниться перед ними, сказать, что мне хочется к друзьям, что в общежитии мне будет интереснее. Но главное, я становился хозяином своей стипендии, а здесь от неё оставались несчастные шесть рублей. Ушёл от них сопком – тупая деревня! Сколько раз, повзрослев, хотел не раз поехать в Липецк, найти их, и извиниться за свою глупость и грубость.
