Вслед за капитаном матросы неуклюже раскланялись (по всему было заметно, что кастильские либры уже потекли в их иссохшие на ветру глотки), и колоритная троица зашагала по направлению к наиболее оживлённой части портовой площади, туда, где над толпой утренних гуляк значилась вывеска «Таверна «Белый Сандро»».
«Сандро? – подумал я. – Странное имя, какое-то нездешнее».
*Либра – 1 кастильская либра равна 460 граммам.
9. ДОМ КАТРИН
Я смотрел, как они ухолят, и задавался вопросом: «Это мои новые друзья?..» Как много странного явила мне судьба за последние сутки: старик, яхта, кэп, эта девушка… На слове «девушка» я обернулся и обнаружил, что моя нежданная спутница находится в состоянии крайнего возбуждения. Вид её напоминал трепетание голодного галчонка и умолял меня поторопиться.
«Она хорошенькая» – подумал я. Мне вдруг привиделся недавний сон и хрупкая Катрин. Этого не может быть! Прелестная незнакомка точь-в-точь походила на мою русалку. Те же тонкие крылья-хворостинки рук, то же золото волос… «Разве что нет рыбьего хвоста» – ухмыльнулся я, совершенно сбитый с толку.
– Огюст, что с тобой?
Не дождавшись ответа, незнакомка схватила меня за руку и повела вглубь прибрежного квартала.
* * *
По дороге девушка без умолку рассказывала новости Сан-Педро, случившиеся в моё (?) отсутствие. Я вглядывался в приметы незнакомого мне времени и не мог налюбоваться их причудливым разнообразием.
Мы подошли к роскошному особняку. Фасад дома был украшен затейливой колоннадой. Над центральным портиком на уровне второго этажа располагался просторный балкон, увитый многолетней виноградной лозой. Точно такую архитектурную деталь я видел по выходу из «Талассии», когда вслед за стариком задержался на круговом перекрёстке.
Скаты крыши и пологие фронтоны дома посверкивали свежей кровельной медью. Ступенчатое крыльцо было выполнено из ценных пород мрамора и украшено затейливыми вазонами с садовыми цветами. Во всём чувствовалась умная мужская рука и женское внимание к мелочам.
– Пойдём же! – девушка открыла парадную дверь и буквально втолкнула меня в прихожую. Нам навстречу вышла средних лет служанка.
– Беренгария, это сеньор Огюст, – девушка представила меня, – его пригласил папик. Я покажу гостю дом, а ты, пожалуйста, иди к себе.
Лицо служанки осветила едва заметная улыбка. Женщина ответила: «Да, сеньорита» и вышла.
Мы поднялись на второй этаж, прошли по коридору с высоким потолком и, распахнув высокие узорчатые двери, оказались в большой светлой зале. Богатство представленной декорации определённо указывало на то, что зала является центральным помещением в доме. Потолок был украшен крупными архитектурными кессонами, выполненными из дерева. Три высоких окна наполняли пространство залы светом. Солнечные лучи дробились в узорах тюлевых занавесок. При малейшем колыхании материи на стенах возникало движение света, и начинался искромётный танец. При этом казалось, что причудливый рисунок венецианской штукатурки (отделку стен, как я потом узнал, производили итальянские мастера) включается в танцевальный круговорот. Я невольно улыбнулся, разглядывая дивный солнечный аквариум, в котором человек должен был по замыслу архитектора ощущать себя весёлой рыбкой, потерявшей связь с земной гравитацией.
В центре залы торжественно стоял большой дубовый стол, нарочито витиеватой формы. «Не иначе, как Гауди проектировал эту странноватую столешницу!» – подумал я, припоминая свои впечатления от экскурсии по Барселоне. Я считаю себя истинным испанцем, но разделить национальный восторг по поводу архитектора Гауди и исковерканных им фасадов не могу. Простите, тошнит!
