Хорошо бы не возвращаться в комнату, пока смертоносная пыль не осядет. Тогда хоть вытру ее мокрой тряпкой, прикидывал я. Уборка займет вечность, но, по крайней мере, сохраню здоровье и инкогнито.
Из задумчивого оцепенения меня вывели вибрации в кармане, напророченные Деевым. На телефоне мокрыми пальцами пролистываю непрочитанные сообщения: новости, уведомления, спам и одно – от Дэвидсона с просьбой зайти срочно. Добралась-таки до меня его мочала, опрометчиво помянутая. Это тебе не секретарша с «секьюрити». Надеюсь, не кашляет он там молекулярным песком…
Из зеркала над раковиной на меня смотрело чудом уцелевшее в песчаной буре лицо. А с виду и не скажешь, что оно едва избежало жуткой участи. Даже прическа лежала сносно. Надо не забыть завтра побриться, подумал я решительно, а то Деев или Ида, как обычно, станут подкалывать на тему моей невостребованной брутальности. С бородой во всю широкую челюсть я в самом деле становлюсь похожим на чеченского наемника. Не помогают даже «полные доблести глаза с каплей грусти», как дразнилась Мари, просматривая мои студенческие фотки.
*
Я пересек лес железных рук искривителей Stanley, которых и в цехе тестировщиков было пруд пруди, и уперся в стеклянный «аквариум» Кена Дэвидсона, изнутри наглухо задернутый жалюзи. На двери висела табличка: «Злая собака! Не входить до 1 ноября!». Каждую неделю он вешает свежие отпугивалки от новичков, чтобы не привыкали.
Дверь была приоткрыта. Злая собака, как и ожидалось, строчила по клавиатуре, ни на секунду не отрывая глаз от монитора. Рядом стоял такой же, как у меня, Porta-07, тоже внешне подуставший, испачканный фломастером, и каждую секунду мигал сообщениями «PO» и «Program finished». Около агрегата крутился незнакомец в зеленом халате и, как заведенный, загружал из «свалки» в искривитель разные предметы. На меня внимания не обратил никто. В углу валялась одна из прошлых дверных табличек: «Если вы не уверены, как следует реагировать, не реагируйте»…
– Кен, привет.
Дэвидсон и ухом не повел. Ассистент в зеленом халате остановился и посмотрел на меня. У него было молодое лицо с правильными чертами, которое располагало бы к себе, если б не взгляд налогового инспектора. Угрюмый, снисходительно-агрессивный, привыкший вступать в психическое противостояние и одерживать верх. Нехарактерно для младшего инженера, коим он, по-видимому, был. Странно, что раньше я его у нас не видел; такое лицо запомнил бы.
– Объект! – Кен крутанулся на стуле, непонимающе уставился на ассистента, понял, куда смотрит тот, и лишь тогда узрел меня и поздоровался.
– Если ты по поводу письма, то проблема заключается в следующем. Сегодня попробовали конвейерный тест. Тест показал, что… м-м… так или иначе, перегревается аккумулятор. Два раза делали перерывы, хотя не положено. Давали ему остыть. Но это приводит к тому, что… м-м… ни к чему, собственно, это не приводит. Не остывает он. Следовательно, тесты вынужден прекратить.
Всегда удивлялся, как с его директорским гонором сочетается крохотная комнатушка, в которой, как и во всем ангаре тестировщиков, пахнет горячей пластмассой и подпаленной пылью, а измерительные приборы и полуразобранные искривители, обвешанные запчастями, играют роль мебели и комнатных растений. Какой-то у Кена свой порядок в голове: вроде свинтил он измерители в стойку, компактно сгрудил образцы по углам, а из ближайшего закутка, как и год назад, торчит старческая лапа искривителя Multus, дающая по голове тому, кто при входе вынужденно не поклонится директорскому высочеству. Сколько было извинений, когда она влепила по лбу Опаляну, а так и не убрал ее.
