В конце концов, я выбился из сил и стал идти гораздо медленнее, почти тащился за Урсулой. Она быстро это заметила.
– Эй, ну ты совсем как слизень! – покачала она головой, вынужденная в очередной раз обернуться на меня.
Только я хотел возразить, как она стала быстро оглядываться, запрокидывая наверх голову.
– Смотри, – она указала на крышу сарая, стоящего неподалёку. – Полезли, посидим.
– На крыше? – удивился я.
Урсула посмотрела на меня с непониманием, будто даже с презрением, и молча пошла к сараю. Я поплёлся за ней. Никогда ещё не видел, чтобы так ловко взбирались по стенам, вообще не пригодным для лазания. Урсула взобралась на крышу легко, как взлетела, и я, стараясь повторять движения за ней, вскарабкался туда с огромным трудом, едва избежав падения.
– Как ты это… – весь красный, я подполз к ней.
Я был возмущён, что оказался настолько плох физически, что не поспевал за Урсулой, но в то же время был просто потрясён её способностями.
– Ну ты и неженка, – хихикнула она.
Девчонка с лохматыми хвостиками села на самый край крыши, свесив ноги. Солнце опускалось к земле, как сдувающийся воздушный шарик. Сегодня оно красило закат в розовый цвет с необычным сиреневым оттенком. Можно было почувствовать аромат этого неба, таким близким и приятным оно было. Лучи оседали на смуглом лице Урсулы, нежно подсвечивая её гладкую кожу.
Она закрыла глаза, наслаждаясь свежим, свободным от пыли вечерним воздухом, и слабо улыбнулась.
Я аккуратно подсел ближе, наверное, кошмарно пялясь. Ведь совсем недавно она бегала, кричала, хохотала, взбиралась на крышу разваливающегося сарая, а теперь вдруг замерла и стала такой спокойной и безмятежной, что я попросту не мог отвести от неё глаз. Не думал, что она так может.
– Так ты чей? – тихо произнесла она.
Поначалу я даже не узнал её голос, так сильно она для меня изменилась.
– И ты туда же, – грустно вздохнул я. – Тоже бить будешь?
Мне стало горько от этого вопроса. И печалил меня не тот единственно правдивый ответ, который я не хотел озвучивать, а скорее сам факт того, что моё происхождение почему-то влияло на то, как ко мне будут относиться.
– Бить не буду. Наверное, щепкин? На рынке все так говорят. Я её плохо знаю, обычная тётка, как по мне.
– Ману до сих пор думает, что я Кастильо, – усмехнулся я. – А я не знаю даже, кто это.
Урсула засмеялась. В такой же манере, как хохотала раньше, только тише и нежнее.
– Да ну, – фыркнула она. – Кастильо – дурачьё. Ещё и хромой.
– И с бородавкой, – добавил я. – На носу.
– На хромого ты и правда похож, когда бегаешь.
Мы снова засмеялись.
– А имя-то чего у тебя такое странное? Не Хуан, а как-то… Я даже не запомнила, – она рассуждала вслух, будто разговаривая не со мной.
Я не стал её перебивать, захотел послушать, каких смешных имён она придумает, пока будет вспоминать. Она перебирала разные буквы, будто пробуя их на вкус, но к истине так и не подобралась.
– Джей! – воскликнула она наконец, заставив меня буквально подавиться от смеха. – Что, нет?
Я не хотел забирать у неё победу, поэтому одобрительно закивал, и лишь через какое-то время сказал, будто бы между делом:
– На самом деле, я Жан.
– Ну и что это за имя? – она словно была им недовольна. – Оно не испанское, да? Как твои родители вообще его придумали?
Этот вопрос загнал меня в тупик. О своём имени я знал немного. Придумывать приютским детям имена приходилось, если они попадали туда совсем маленькими, до того, как начинали говорить. Однако даже малышей иногда оставляли нам с записанным на листке именем. Так было со мной. Мама не любила об этом говорить, но рассказывала, как её удивило иностранное имя в записке. Наверняка люди, которые подбросили меня ей, были французами или просто невозможными чудаками.
