Солнце смерти - страница 6

– Лучше останемся друзьями, сьор Димитрис. К чему ссориться?

Сказав это, она указала на меня взглядом.

Дед затворил за собой дверь без слов. Мы слышали, как он спускается по лестнице. С каждым его шагом в доме становилось легче.

– Тетушка! Я уже говорил, что люблю тебя?

– Говорил. И я тебе говорила. Ничто нас не разлучит, разве что смерть.

– Тетушка, а далеко деревня, куда ты меня заберешь?

– Знаешь гору Псилорит3?

– Ее видно из окна нашей гостиной.

– У подножья этой горы находится Пиги́4. А сама гора высится прямо над нами. Мой покойный муж свистел с порога нашего дома, и стадо с колокольчиками на шее бежало оттуда.

– Мой дядя был пастухом?

– Было у него несколько коз.

– И что с ними стало?

– Эх, гора их обратно забрала. Потеряли хозяина и ушли с дикими.

Неведомый мир открывался передо мной. Тетя стояла рядом с волшебной палочкой в руке и делала его кротким и желанным.

– А нера́иды5 в ваших краях есть?

– Разве без них можно?

– А детей они обижают?

– Зачем же им детей обижать, сынок? Если повстречаешь их, нужно только сказать: «Мед и молоко на вашем пути!».

– А мне говорили, что духов нужно бояться!

– Никого не нужно бояться, сынок, кроме Бога… да еще людей, которые не боятся Бога.

«Что ж это за люди, которые не боятся Бога?».

– Ты имеешь в виду разбойников, тетушка?

Она растерялась, задумалась на минуту и сказала:

– Я их назову тебе всех – одного за другим, только сперва нужно подрасти.

– А если они меня до того обидят?

– А я где буду? Среди трав, что ли?

– Каких еще трав?

– Видишь ли, иногда я хожу собирать травы, которые мы будем кушать.

Мир, который мне предстояло познать, уже успел повергнуть меня в изумление. Я знал уже съедобные травы и нюхал их медовый запах, когда их варят. Однако до того, что женщины ходят собирать их на горных склонах, я не додумался: мне казалось, что их выращивают в огороде, как капусту.

– Многое предстоит тебе узнать, сынок… На что похоже дерево, на котором растет картошка? – спросила тетя, и глаза ее лукаво заискрились.

– На яблоню!

Она улыбнулась, и на щеках у нее появились две ямочки.

– А вот и нет!.. Картошку, Йоргакис, сажают, а затем выкапывают из земли мотыгой!

Я почувствовал, как уши у меня пылают.

– Эх, я ведь тоже много чего не знаю, – сказала тетя. – Грамоте меня не учили! Когда Левтерис присылает письма с фронта, я хожу к учителю, и тот мне читает.

– Теперь я буду тебе читать! – сказал я и приподнялся с подушки: я даже подумать не мог, что буду состоять в переписке с моим кумиром!

– Вот видишь! Ты – мне, я – тебе. Там, вверху, мы будем жить, по-царски!.. Ну, а теперь довольно разговоров: закрой глазки и спи.

– Можно я буду держать тебя за руку?

– Нет. Во время сна ты будешь один… пока не пойдешь под венец.

«Что еще за венец? И кто тогда будет держать меня за руку? Чудеса!».

Меня клонило в сон, и я сдался ему на милость, устав от расспросов.

Я просыпался в новом мире! До самого выздоровления я пребывал между светом и тьмой, не зная, что из них удержит меня. Сон мой был наполовину смертью. А теперь я шел над рекой света. «Шел», – это только так говорится. Я ехал на ослике, а белоснежный свет был пыльной дорогой. Следом шел другой ослик, на котором ехала тетя, а позади – погонщик. Два вьючных животных оставляли в пыли следы, по которым шагал человек, затаптывая их своими стопами. Иногда от обилия света путник и животные поднимались в воздух: они передвигали ноги, но земли не касались. Тогда старик Фо́тис Кари́дас сильно хлопал ладонью по крупу Чертополоха, – назову уж их обоих по имени, – как, бывает, бьют по какой-нибудь вещи, чтобы та стала на место. Ослик снова отыскивал землю и принимался подминать ее копытами, поднимая при каждом шаге облачко пыли.