Тураах окинула взглядом поступающий к улусу лес. Тихо подкрадывалась осень, золотя верхушки осин. Яркие лучи солнца теряли свою силу, и ночная прохлада уже не отступала в восходом солнца, задерживаясь до середины дня. Засучив рукава, Тураах плеснула в лицо студеной водой из стоящей во дворе лохани. По рукам побежали мурашки, захотелось вернуться под ласковую доху.
– Крар, – сердце радостно ухнуло, Тураах вскинула голову. На крайнем сэргэ с верхушкой в виде конской головы восседала ворона.
– Серобокая? – выдохнула Тураах, радуясь и одновременно боясь разочарования.
– Крарх, она самая. А ты, я так понимаю, юная удаганка Тураах?
На фоне свинцового, затянутого тучами неба темно-зеленым частоколом вздымались ели, стремились дотянуться до небесного купола и, пронзив его, дать выход дождю. С верхушки сопки, где стояли Тайах-ойуун и Табата, открывался чудесный вид на озеро. Его темно-синее полотно по краям было расписано ломаным узором перевернутых вниз желтых макушек осин.
Тайах-ойуун, которому тяжело дался подъем по лесным тропкам, опустился на торчащий из земли камень и, отдышавшись, задал ученику привычный вопрос:
– Кто такой шаман?
Табата, не один вечер проведший в размышлениях, перебирая в уме все то, что рассказывал и показывал ему наставник, на это раз ответил уверенно:
– Шаман – это тот, кто подмечает всякое изменение в мире. Подмечает и стремиться проникнуть в его корень.
– Отчасти, – улыбнулся ойуун. – Природа мудрее нас. Слух у шамана должен быть острее, а взгляд зорче, чем у обычного человека. Любое людское действие сказывается на мире. Мор среди скота, лесной пожар или буря… Причиной бедствий может стать неумелое магическое вмешательство или неуважение человека к природе. Убьют охотники матку, выкармливающую детеныша, или ее жеребенка без позволения богача-Байаная, и пойдет огонь набивать свою ненасытную утробу. Или дичь пропадет с охотничьих угодий твоего улуса. Или мор выкосит табуны. Потому приходят охотники к шаману. Потолкует ойуун с Лесным Хозяином да подскажет, в какую сторону идти, чего опасаться, какую дичь не загонять. Наставит, чтобы не брали больше, чем требуется. Сильный шаман должен видеть, чем живет его мир, как меняется день ото дня. Следить, чтобы не порвались тонкие нити – связь человека с природой. В этом наша задача.
Тайах помолчал, глядя на открывающийся с вершины сопки простор.
– Мы долго шли через тайгу, что изменилось в чертогах Байаная?
Табата взволнованно огляделся: да ведь они с наставником блуждают по лесу каждый день, что здесь могло измениться? Лиственницы стали желтее? Тайах-ойуун рассмеялся, словно услышав его мысли. Табата нахмурился. Отсмеявшись, ойуун взглянул на Табату серьезно:
– В моих ногах уже нет той силы, что прежде, тяжело старику бродить по лесной чаще. Ты будешь моими ногами, глазами и ушами. Каждое утро ходи в лес, Табата, вслушивайся, всматривайся, прорастай корнями в благодатную землю, а потом рассказывай мне, как меняется мир.
Зачарованно глядя в карие глаза ойууна, Табата кивнул.
***
Крылья Серобокой прошуршали над правым плечом, звук утонул в неспешном шепоте леса. Тураах вся обратилась в слух. Листья с чуть слышным щелчком отделялись от тонких веток и, мягко шурша, ложились на землю. Где-то слева в кустарнике шебуршала мышь. Шорохи, шелесты, шепоты. Тураах поймала ритм жизни леса и стала раскачиваться в такт. Сквозь звуки начали проступать образы. Вот, настороженно передергивая ушами, ступает по звериной тропе красавец-олень, а дальше, в чаще, рыжий хитрец-лис крадется к ничего не подозревающей птичке. Может, тот самый, спасенный Табатой и Тураах из силков? А это кто замер на вершине сопки, устроившись на большом камне? Да это же Табата! Тураах до дрожи захотелось коснуться друга, дать ему почувствовать свое присутствие, но она удержалась: отвлечешься и не справишься с задачей.
