– Но я, конечно, глупо написал. Надо было заранее думать, а не… – начал я, но был тут же остановлен властный жестом Барона.
– Тсс! – мотнул он головой и грозно прижал указательный палец к усам. – Люди – примитивные существа и склонны верить тому, что они слышат. В том числе от самих себя. Так что не надо лишний раз повторять чужой бред.
Я стал расстроенно мять простыню, чтобы чем-нибудь занять слегка дрожащие пальцы.
– Простите, но мне теперь надо лечь спать, – тихо проговорил я в сторону своих коленок.
– Что? – очнулся Барон и тряхнул гривой седых волос. – Ах да, разумеется… Спать. Детям надо много спать. У них же просто море времени…
Я опасливо покосился на него, но он только вздохнул и сам опустился на подушку.
– Спи-спи, пока у тебя много времени, – буркнул он из-под усов.
– Но вы же тоже вроде собрались спать, – почесал я за ухом.
– Мой ум никогда не дремлет, – закрыл глаза Барон и сложил руки крестом на груди. – Я не сплю, я перерабатываю информацию.
– Так, может, я тоже перерабатываю информацию? – робко предположил я.
Барон приоткрыл один глаз и выстрелил в меня из него оценивающим взглядом.
– Нет, ты – просто спишь, – решил он.
– Ладно, – пожал я плечами и улегся на бок. – Тогда я теперь буду просто спать, если вы не против.
За окном, в которое я теперь смотрел, закат ложился на небо розовой сахарной ватой. Летом я никогда не засыпал так рано, но боль и скука последних дней изрядно вымотали меня, и я быстро провалился в бездумный сон, даже не пожелав моему новому знакомому спокойной ночи, которой он, по всей видимости, особо и не жаждал.
– Распишитесь, пожалуйста, вот здесь…
Зашелестела бумага.
– И здесь…
Молодой мужской голос прорывал туман моего сна, словно ножницами, и быстро кромсал его на куски. Я издал недовольный стон и попытался ухватить улетучивающееся забвение за хвост, но день настал резко и необратимо.
«Почему я лежу на камнях?» – подумал я, скривив лицо. Ребра так сильно ныли, что боль ложилась кислым, противным привкусом во рту, отдавала во все тело и где-то в легких. Еле-еле попадающий туда воздух казался колким и чужим, и с каждым вдохом тошнота подступала к горлу. Глаза я никак не мог до конца разлепить из-за склеенных каким-то липким песком ресниц, а зубы были мягкими и шаткими. Чувствовал я себя в общем и целом отвратительно.
– Шикарно! – послышался женский голос, и я не сразу сообразил, что он принадлежит не кому иному, как моей маме. Хотя по одному только этому слову можно было понять, что говорит именно она. Не так давно мама услышала его из уст какой-то нравившейся ей актрисы и с тех пор не упускала возможности применить его – по делу и без.
«Шикарно! Просто шикарно!» – искусственно смеялась актриса на красной дорожке, закидывая голову так, что локоны касались голой спины.
– Шикарно! Просто шикарно, доктор! – сверкала мама глазами врачу, подписывая мою выписку разваливающейся ручкой.
Я наконец сумел раскрыть до конца глаза и с неимоверными усилиями сел в кровати, чтобы как следует рассмотреть происходящее. Мама и врач повернулись ко мне с некоторым удивлением.
– Ну, привет, дружочек, – ухмыльнулся молодой врач и забрал у мамы ручку, и я заметил, что она покраснела, когда его пальцы коротко коснулись ее руки. – Как дела?
– Здравствуйте, – отозвался я хрипло.
– Как самочувствие?
Я многозначительно вздохнул.
– Ничего, – похлопал он меня слишком сильно по плечу и подмигнул. – До свадьбы заживет.
