Наконец, среди этих бесконечных подъёмов и спусков мы оказались на поляне, где перед нами внизу, в широкой ложбине, как на ладони лежало селение, которое, видимо, и называлось Карамахи. Сзади нас поле, за которым высится закрывающая половину неба вершина. Разгрузились быстро, поставили палатку и в этот раз уже не окопали её водоотводной канавой – после Пластилиновой долины это было просто смешно. Сапёры неловко стояли возле машины и не решались зайти в палатку.
– Заходи, сапёры! – крикнул Слава Мохов, – Что встали, как вкопанные?
Три сапёра, включая собаку, стеснительно зашли внутрь и спросили, куда можно положить вещи, ящики с гранатами. Саша Ливанов показал место, в котором уже сгрудились наши вещевые мешки и спальники, и наши весьма условные гости просто бросили свои вещи рядом.
– Ничего, что гранаты так бросаете? – спросил Саня Панчишин.
– Это не гранаты, это пластид, – буднично ответил один из сапёров.
– В ящиках???
– Да, обычный джентльменский набор: детонаторы, шнуры, спички, пять килограммов пластида.
– ???
– Да не боись, разведка! – сказал второй сапёр. – Пластид от этого не взрывается, взрывается только от детонации.
– Он даже в огне гореть может, – добавил первый. – Причём даёт очень неплохую температуру – можем показать!
– Нет уж, спасибо! – вмешался Костя Левин, механик-водитель командирской машины. – Как-нибудь сами, без нас.
– Сейчас обедать будем, – зашёл в палатку Вова Шварцман. – Костёр готов, чтобы подогреть, если кому надо.
– Ты просто маэстро, Шварцман! – похвалил его Левин и обратился к сапёрам. – У вас жратва-то есть?
– Нет, – ответили оба, а собака посмотрела на Костю и облизнулась, видимо, понимая, что речь идёт о еде. Возможно, она запомнила именно слово «жратва», которое при ней часто упоминалось перед приёмом пищи, а может она и понимала абсолютно всё, что мы говорили.
– Ничего, накормим, у нас еды полно, пока дагестанскую ели, сухпайки просто так лежали – их тоже надо употребить, – сказал Костя так, как будто употреблять должно было что-то из спиртных напитков.
Раньше сухой паёк представлял собою картонный куб, в который помещались три жестяные банки с разными и совсем невкусными кашами, двумя пакетиками чая, двумя – сахара. Сейчас, в командировку, нам выдали совсем другие, новые, мы их называли офицерскими, сухие пайки. Один такой паёк составляли три прямоугольных контейнера с кашами, которые стали на порядок вкуснее: даже гречка с мясом, а один раз мне даже попалась каша гороховая. Кроме того был четвёртый контейнер, в котором были галеты, пакетики чая, сахара и даже кофе, а также сухое горючее и подставка для разогрева. Все эти контейнеры были присоединены крышками к зелёному пластиковому листу, размером с альбомный, и очень хорошо отделись друг от друга.
Вышли на улицу и расселись вокруг костра, который разложил Шварцман из остатков нар, которые взяли с собою именно для этой цели, и, несмотря на тёплую погоду, находиться сейчас у горящего огня было необыкновенно приятно. Косые солнечные лучи пронзали воздух вокруг нас, появившаяся прохлада в тёплом ветре напоминала о том, что на календаре уже первая декада сентября. Сейчас ещё никого, кроме нас, здесь нет и в этой непосредственности есть ощущение свободы, безмятежности – такое чувство, что я был с друзьями на загородной прогулке.
Сапёры ведут себя всё ещё скромно и неуверенно, а собака очень хочет есть, вытягивает шею, облизывается, но ведёт себя прилично и ничего не просит. Мы уже были с сухпайками и три из них дали нашим сапёрам. Собака видела, что коробки с едой пацанам дал именно Вова Шварцман и, когда он проходил мимо, она лизнула его руку, в то время как один из сапёров уже раскрывал для неё гречку с мясом.
