Наконец, Власову удалось вскарабкаться на жертву и надёжно обхватить ногами. Гигант присел, распрямился и, раскинув руки, упал на спину. Падая, он хорошо припечатал висевшего позади маньяка, но тот накрутил ещё один оборот удавки и Сергей отключился. Тимур продолжал душить потерявшего сознание качка минуты две, до тех пор, пока лицо Буянова не стало лиловым, а его собственное – малиновым, и кровь перестала сокращениями сердца выталкиваться из разреза на горле и раны в груди наружу пульсирующим родничком.
Проверив пульс, надавив на сонную артерию двумя пальцами, Власов убедился, что дело сделано. Курд обеспечен едой по крайней мере на месяц вперёд. Оглядевшись вокруг, всё ещё тяжело дышавший Тимур недовольно покачал головой.
"Надо же, как он мне всё изгваздал. Гандон жирный".
Его снова стиснула в колючих объятьях горилла-злость. На лицо вскочила свирепая гримаса и он от всей широты маньячной души принялся пинать ногами труп. Смерть жертвы никогда не успокаивала его, напротив, он всегда находил повод оставаться недовольным. Сегодня ночью этот повод был размазан по всей комнате и Власов принялся беситься. Избиение мёртвого качка продолжалось больше получаса. Немного подустав, но так и не остыв, по-прежнему испытывая к мертвецу самую что ни на есть настоящую ненависть, Власов обернул убитого, как куколку гусеницы, в восемь слоёв стрейч плёнки и, обхватив его за пятки, потащил в подвал. Он бы так не старался запаковать труп, если бы не опасался, что тот даст течь и испачкает ему дом. Лишняя грязюка в доме совершенно ни к чему и так предстоит много тяжёлой работы.
Стащив кокон в подвал, Тимур вернулся наверх и занялся уборкой. Для начала он протёр плёнку гигроскопичными хозяйственными тряпками, после чего свернул плёнку, поместив в середину грязные тряпки и, отнеся на улицу, запихнул в бочку. Облил бензином и поджог. Огонь скаканул в небо, будто пытаясь покинуть своё тесное временное жилище. Приятно запахло плавящимся полиэтиленом. Тимур с детства любил этот ни с чем несравнимый объёмный, обволакивающий и наполняющий торжеством лёгкие искусственный аромат победы человека над природой. Он ему нравился с тех давних пор, когда он, в одиночку пробравшись на районную свалку, жёг там пластмассовые игрушки, наслаждаясь неосознанной свободой и предаваясь своим больным мечтам.
Закончив наводить порядок – хорошо, что не все слои плёнки в процессе борьбы оказались порваны, а то бы пришлось очищать, а потом и менять паркетные доски пола, – Власов вновь посетил подвал. Ту часть, которую он про себя называл мастерской-операционной. Там уже всё было готово. Он переоделся. Снял с себя всю одежду, натянул резиновые рыбацкие штаны, надел салатовый дождевик, перчатки. Развешанные по стенам инструменты изуверского вида ждали своего часа. Тело качка лежало на столе, рядом стояли три оцинкованных ведра для отходов и эмалированный таз, видавший лучшие виды.
Освободив от обёртки – плёнки и одежды, мускулистую конфету покойника при помощи обычного ножа для бумаги, Тимур взял в руки большой садовый секатор. Раскрыв его, он нижнее лезвие с отвратительным чавканьем вогнал в район лобка, и, с усилием нажимая на резиновые ручки секатора – сводя и разводя их, вспорол брюхо. На обитый железными листами верстак выползли сизые черви кишок. Тело ещё не успело остыть и из развороченного нутра поднимался пар; по внешним поверхностям органов самотёком струилась беспокойная тёплая кровь.
