Лариса с трудом сдерживала себя, чтобы привычно не выбежать навстречу, не прижаться щекой к его щеке, не разреветься от одиночества и тоски и одновременно от радости, что он пришел и снова здесь, стоит рядом, и куртка на нем все та же, серая, из тонкой, вкусно пахнущей кожи. Но она молча стояла на пороге гостиной, улыбалась приветливо и сдержанно, наблюдала, как Павел своей обычной уверенной походкой двигается по комнатам, спокойно и даже весело отвечала на его вопросы о том, как она живет. Потом она неизменно предлагала ему выпить кофе, и он всегда отказывался, глядя при этом куда-то в сторону. На этом его визит заканчивался. Он уходил, коротко и сухо попрощавшись, а она оставалась. Пару раз он поинтересовался, не нужны ли ей деньги, и если да, то пусть не стесняется и в любой момент обратится за помощью.
Ей нужны были не его деньги, а он сам. Только Павел и то время, когда они были так счастливы, оба учились в институтах и он встречал ее вечером на Арбате. А потом они долго гуляли по бывшему Калининскому, по набережной, и Ларисе жутко хотелось мороженого, а было нельзя, потому что садились связки и преподавательница ругалась. И тогда Павел покупал-таки ей это мороженое, они ехали домой и долго растапливали его в блюдечке, пока не получалась белая сладкая жидкость.
Не было тогда ни обид между ними, ни ссор, ни этих ужасных бесконечных выяснений отношений, не надо было выбирать: любимый человек или любимая работа…
После таких посещений Лариса неделю чувствовала себя больной, разбитой, раздражалась на всех и даже на Лепехова, злиться на которого было практически невозможно. Потом постепенно все проходило, и жизнь возвращалась в привычную колею.
…Лариса взглянула на часы: ровно восемь. До ухода в театр оставалось чуть больше полутора часов – Лепехов стал человеком и назначил репетицию на четверть одиннадцатого. Что ж, у Павла в распоряжении будет достаточно времени.
Она вдруг с удивлением обнаружила, что думает о нем не так, как всегда, а совершенно спокойно и отстраненно, даже с некоторой досадой за то, что он разбудил ее в такую рань.
Прежде такого никогда не было. Когда бы Павел ни пришел, Лариса всегда тайно ждала этого момента, дорожила каждой минутой его пребывания рядом. Почему теперь все изменилось? Неужели благодаря Глебу? Не может быть, ведь она знает его всего три дня!
Не переставая удивляться себе, Лариса быстро собралась, позавтракала и в ожидании Павла снова попробовала дозвониться Глебу. Трубку по-прежнему никто не брал, из чего она заключила, что дома он не ночевал либо уже выехал в театр. Второе было маловероятным, учитывая его нелюбовь к ранним подъемам.
Павел пришел ровно через двадцать минут после своего звонка, демонстрируя тем самым всегда присущую ему пунктуальность. Лариса открыла дверь, внимательно прислушиваясь к себе. Боли не было. Как и волнения, тоски, – вообще ничего. Перед ней стоял чужой человек, совершенно ей безразличный, который не вызывал никаких эмоций. Единственное ее желание – чтобы он поскорее забрал то, что ему нужно, и ушел, а она наконец поехала бы на репетицию, увидела бы там этого несчастного вруна, и пусть посмеет не сказать ей, где ошивался весь вечер и ночь!
– Ты опять не поставила машину в гараж, – вместо приветствия произнес Павел.
Он еще воспитывать ее будет с утра пораньше! Лариса вызывающе скрестила руки на груди.
