Отчаявшись понять себя, Артем махнул рукой, поднялся и открыл дверь. Стеша ураганом вынеслась на площадку. Он вышел следом, вставил в замок ключ и тут же понял, о чем подсознательно думал все время с момента пробуждения.
Лариса. Она обещала, что сегодня будет репетировать с ним, попросила позвонить. Как он мог об этом забыть! Вот что мешает ему снова стать полностью замороженным, окончательно уйти в себя.
Значит, сегодня у него будет праздник. Тайный, маленький, но праздник.
Артем решительно распахнул так и не запертую дверь и вернулся в квартиру, не обращая внимания на залившуюся возмущенным лаем Стешу. Прямо в кроссовках зашел в комнату, снял телефонную трубку, набрал номер. В ответ раздались длинные, тягучие гудки.
Нет дома? В такую рань?
Артем нажал на рычаг и снова накрутил диск. Он насчитал девять гудков, но упорно не вешал трубку. Наконец в телефоне что-то щелкнуло, и далекий тихий голос произнес:
– Я слушаю.
Он не сразу ответил, и Лариса повторила громче:
– Але! Говорите!
– Это я. Привет.
– Артем, ты? – Голос был веселый, вовсе не сонный. Значит, не разбудил. – Тебя едва слышно, – сказала Лариса. – Как дела?
– Нормально.
– Ты, как всегда, очень разговорчив, – она засмеялась, слишком громко и чересчур звонко, как показалось Артему.
– Ты не забыла? – медленно проговорил он. – Мы хотели встретиться, порепетировать.
– Что? – переспросила она, все еще со смехом. – Репетировать? А, ну да, конечно. Я что-то позабыла… подожди…
– Я подожду, – согласился Артем.
– Да нет, – мягко ответила Лариса, – это я не тебе… Послушай, – в ее голосе послышалась неловкость, – давай в следующий вторник, ладно? Или в пятницу после прогона. А то сегодня никак… – в трубке раздался треск и невнятный шепот.
– Хорошо, – спокойно сказал он. – Тогда в следующий вторник. Как настроение?
– Отличное, – она вздохнула с явным облегчением.
Артем давно уже все понял.
– Ну пока, – сказал он в трубку, – до завтра.
– До свидания, Темочка. Ты не волнуйся, если Лепехов будет приставать, вали все на меня. Я сама с ним объяснюсь.
– Хорошо.
Он повесил трубку. Что ж, с праздником не вышло. А на что он, собственно, надеялся? Разве могут у него быть какие-то праздники? Остался только августовский сон, вечное напоминание о его вине, страшной, непоправимой, которую он сам себе никогда не простит.
Глеб уехал от Ларисы во вторник вечером.
Накануне они чудесно провели время в недавно открывшемся ресторанчике-погребке неподалеку от ее дома. Она давно уже присмотрела это милое и уютное заведение и пару раз бывала здесь одна – ужинала, пила кофе. Ей нравилось тут все: и обслуживание, умелое и ненавязчивое, и приличная публика, и интересно составленная развлекательная программа, а главное, вполне приемлемые цены.
Лариса и Глеб просидели в погребке почти до полуночи, а потом отправились к ней домой. Ночь получилась бессонной, сумбурной и сумасшедшей, как и предыдущая. Однако к утру Лариса чувствовала себя свежей и бодрой как никогда.
Она приготовила легкий завтрак, который был уничтожен с завидным аппетитом. Затем часа два они с Глебом откровенно валяли дурака, изображая совместные сцены из разных действий и пытаясь фантазировать, как бы трактовал их Лепехов. То, что получалось, кажется, превосходило самые смелые режиссерские замыслы.
Вдоволь напевшись и насмеявшись, они прогулялись до магазина, купили кое-что к обеду и продолжили веселое добровольное затворничество.
