–– Журавелька, пойдём завтра со мной на реку? Утром раненько…
Сестрица подняла голову от прялки. Глаза у неё были, как и волосы, тёмные, бархатные, казалось, она постоянно хотела плакать от счастья. Журавелька удивлённо посмотрела на Соловейку, а потом на окно, будто сразу же за ним шумела Ольха.
–– На реку? Разве не поздно уже купаться? Холодно, ведь. Да и батюшка…
–– Князь-батюшка не узнает, я ведь больше не наказана! – горячо возразила Соловейка. – Мы сбегаем и вернёмся, никто и не узнает. Студёная вода совсем не такая, она не обнимает, а будто бы хватает – сердце заходится.
–– Страшно… – протянула Журавелька, а потом снова принялась ловко крутить нить меж пальцев. – И ты не ходи, не нужно гневить братцев и батюшку. Или мало тебе досталось? У Аяра еще спина не зажила… – с мягким укором сказала она.
Соловейка отмахнулась от сестрицы и недовольно нахмурилась. Без вины князь не станет поучать ни её, ни братца, а безобразничать она не будет. Только опустит ноги в Ольху и назад.
Всю ночь Соловейка не спала, чтобы не пропустить тот час, перед криками петухов, когда утро сереет и напитывается туманом. Всё было молчаливо и сонно. Сколько бы она ни выглядывала, не увидела, чтобы кто-нибудь вышел из терема и пошел вниз по холму. Только дружинники иной раз медленно проходились по двору, осматривались, и возвращались в гридницу на первом этаже. От них она сумеет упорхнуть.
Снова взяв в руки ботиночки, Соловейка бесшумно спустилась по чёрной лестнице. Ключница уже встала, а может и вовсе не ложилась по стариковскому обыкновению. Она открыла дверь и ушла к амбарам, хлопоча перед завтраком: нужно было испечь свежий хлеб, подготовить мёд, кашу и яблочное варенье. Соловейка повертела головой и, никого не увидев на дворе, убежала.
За несколько недель осень забрала себе и небо, и воздух, и землю. Было холодно и мокро. Трава совсем пожухла и хрустела под ногами. Ольха-река скрывалась в белом, густом тумане, Соловейка шла через него, чувствуя себя водным духом. Казалось, всё вокруг было соткано из воды: и кусты, и берег и она сама. Роса оседала на её распущенных волосах и коже. По плечам под белой простой рубахой пробежалась дрожь, зачем она сюда снова пришла? Обойдя тот самый куст облепихи, из которого в прошлый раз вывалилась прямо в реку, Соловейка спустилась к воде по пологому песчаному бережку. Вода призывно качнулась прямо у носков её красных ботиночек, и она их тут же скинула, поджала пальцы от холода. Неужели кто-то может зайти в такую холодную воду?.. Не даром и князь-батюшка уже на реку не ходит. Наверное, боится… Соловейка улыбнулась и смело шагнула в воду.
Холод тут же впился в ступни сотней тонких иголок. Соловейка вскрикнула, вцепившись в полу рубахи. Чтобы не испугаться и не сбежать, приподняла подол шагнула еще дальше, еще глубже. Вздыхая и громко охая, она чувствовала, как вода хватала её за икры, медленно заползая под подол рубашки выше колена. Соловейка подняла его выше на бёдра и хотела сделать еще шаг, когда с берега донёсся голос:
–– Даже розги тебя ничему не учат, как я погляжу.
Соловейка вскрикнула, обернулась. Брызги воды обжигающе впились в бёдра, волосы подскочили и упали в воду, расплывшись по ней рыжими прядями. Сердце оглушительно заколотило, она попыталась удержать его ладонью, но ничего не получилось. Князь Остромысл стоял на берегу в одной мужской рубахе. Он бросил на песок сапоги и хмуро посмотрел не неё, склонив голову. Соловейка так и замерла, не зная, куда бежать, о чем кричать? Весь берег и княжеский холм с теремом скрывались в тумане, будто их вовсе не было.
