— Самоотверженная Сара Сорель… — протянул он и, добившись моего внимания, весело продолжил: — Не беспокойся, люди и тебя наградили звучным именем.
Моя рука на мгновение замерла над потемневшим лезвием, а потом я осуждающе покачала головой, прикрыв глаза.
— Людишки в Феросии и Исониив последние годы много сказок слагают, — беззаботно сообщил Люций, бесцеремонно забираясь на кровать и ложась на бок, подперев ладонью подбородок. В другой его руке оказалось зеленое яблоко, что еще недавно лежало в вазе на столике. Его черные одеяния растеклись по белым простыням будто чернила, а волосы водопадом рассыпались по подушке. — Все больше воздается почестей. Доходит до того, что некоторым почившим даэвам строят храмы. И местные короли это поощряют.
— Я заметила кое-что странное в Тронге. Но храмы? Ты уверен? — обеспокоилась я.
— Да. Твой храм весьма выделяется. Я даже поставил свечку и сделал пожертвование, — издевательски отозвался он, шумно надкусывая яблоко. — То, что ты видела в Тронге, мелочь. Основное веселье происходит в срединном и третьем королевствах.
Несколько секунд промучившись в сомнениях, я так и не решила, верить Морану или нет, но все же произнесла:
— Мой храм… Почему это не пресекут? Светлые бы не стали купаться в собственном тщеславии.
— Ты так в них уверена? — Вновь раздался хруст яблока. Я глянула на теневика с неодобрением.
— Не во всех, — все же призналась, чем еще больше развеселила Люция.
Светлая природа не определяет личность. Порою даже даэвы света были не столь непорочны, как хотелось бы. Об этом не принято было говорить, многие предпочитали просто забывать, я не уверена, но похоже, даже записи в хрониках искажались.
— Власть правящих династий как никогда слаба. Зато влияние светлых орденов крайне возросло.
— И новый раскол в этом только помогает?
— Именно, — подтвердил Моран и замолчал.
Когда я подняла голову, то замерла. Серые глаза, яркие и живые, словно огни звезд, смотрели на меня. Настойчиво и испытующе. От былой веселости не осталось и следа.
Мы просто смотрели друг на друга, пока Люций вновь не рассмеялся.
— Это тело… Оно совсем не предназначено для тебя.
— Да, оно слабое.
— Я не об этом, — глубоким голосом вставил он.
— Слезь с моей кровати, — сурово приказала я. — Запачкаешь.
— Попробуешь заставить меня?
— Не говори чуши. Сейчас мы не соперники. И я понимаю, что ты пытаешься сказать. Насчет моего ордена. Но ты забываешь, кого винят в открытии раскола. Дыма без огня не бывает. — Я посмотрела на него, ожидая, что он развеет мои сомнения. Но нет, Моран молчал. Мне стало не по себе. — Это ведь правда… Правда, что прошло двадцать семь лет?
В горле пересохло. И я не знала, почему спрашиваю это у Люция, будто других доказательств не хватало.
— Правда, Сара.
В его голосе я услышала еще больше горечи, чем звучало в моем. Или я просто не могла разобраться в чужих эмоциях без своего дара. Впервые мне приходилось гадать, а не знать наверняка.
— Можешь отдать часть своей печали мне. — Див вдруг протянул ко мне раскрытую ладонь, серебряные наручи сверкнули в свете ламп. — Я позволю к себе прикоснуться. Используй эту возможность. Ну же, Сара. Я не разозлюсь, даже если ты снова заставишь меня плакать.
В голове всколыхнулось воспоминание — нечеткое, но все же яркое.
Снова… Да, я уже влияла на него.
Перед глазами предстало лицо Морана и слезы, стекающие по его щекам к подбородку, чтобы потом сорваться вниз. Тоска и скорбь. Моя собственная печаль стала реальней, перейдя к нему. Я пожалела о том, что сотворила тогда, — мой дар нельзя так использовать. Нельзя играть чужими эмоциями.
