Грешнов зевает, зажмуривает глаза и пробует уснуть; но стоит ему, ощутив невесомость, начать погружаться в глубокую дрему, как он вновь, спускаясь по шаткой скрипучей лестнице, переносит в подвал тяжелые пластиковые мешки, мягкие и теплые. Спустился. Кинул мешок возле ног. Щелкнув выключателем, зажег электрическую лампу под дощатым потолком. Тусклый свет озарил подземелье: земляной пол, кирпичные стены – у одной рассыпана картошка, у другой теснятся бочки, пахнущие укропом, чесноком, квашеной капустой. Посреди подвала вырыта яма, в груде черной земли торчит лопата.
Он, Грешнов, берет мешок, подтаскивает к яме и, прежде чем его туда кинуть, слегка его раскрывает. В мешке много мяса, в мясе видны человеческая голова и руки – в загустевшей, кажущейся черной крови. Волосы на голове слиплись, глаза открыты, выкачены, как шары, пальцы на желтых руках скрючены. Грешнову противно и страшно, в горле у него спазмы тошноты. Огромным усилием воли он вырывается из ночного кошмара, словно всплывает со дна омута, опять лежит с раскрытыми глазами и думает: «Что это – отголоски позабытого злодейства? Но как можно забыть такое? Однако, похоже, правда. Слишком натурально. Страшно себе признаться, но каким-то образом я убил человека и, расчленив, закопал по частям в подвале. Вот только подвал этот – откуда он? С детства я жил очень хорошо, вращался в приличном обществе, занятия мои и помыслы были чисты, благородны, и допотопные земляные подвалы я видел только в кино, на картинках и на экскурсиях по развалинам старинных построек».
Спустив ноги, Грешнов садится на кровати, берет с полированного столика сигареты и зажигалку. Жена просыпается, внимательно на него смотрит и спрашивает:
– Что не спишь?
– Докурю и лягу, – отвечает Грешнов.
Лечь-то он лег, но так до утра глаз и не сомкнул.
2
Утром жена наклоняется, приглядывается к супругу, гладит его по ввалившейся щеке.
– Что же это с тобой? – говорит она.
– Ничего такого. Голова побаливает. Бог с ней, пройдет.
– Зря храбришься, милый. Выглядишь очень плохо.
Грешнова приносит ему лекарство от головной боли, льет воду в хрустальный стакан из хрустального графина. Она давно одета в красивое платье, свежа, благоухает французскими духами. Муж не спешит вставать с постели, тянется, сдерживая зевоту. У Грешновых пятеро взрослых детей. Супруги уже в годах, седы, как одуванчики, но старыми их не назовешь: оба спортивны, сухопары, подтянуты. День по календарю нынче простой, будничный, но утро столь ясно, что кажется, будто наступил большой светлый праздник. И спальня Грешновых, мягко освещенная ранним солнцем, предстает во всем своем великолепии: сложная лепнина на высоком белом потолке, дагестанский ковер во весь паркетный пол, зеркало в тяжелой раме с завитушками, превосходная гипсовая копия Венеры в углу на постаменте, электрокамин, отделанный пестрыми изразцами, на камине тяжелые часы с купидонами, розовая тканная драпировка стен, две скрещенные арабские сабли на стене… Все под ретро, под барокко и ампир – в убранство зажиточных домов вернулись старинные стили. Модерн лишь в эллипсовидном телевизоре да лучевой книжной полке черного дерева, крутящейся вокруг платинового стержня, и не книги на полке, а краткие звукозаписи шедевров мировой литературы, мода на классические типографские томики давно прошла, их читают лишь не придерживающиеся моды серьезные люди.
