Журавский протянул ей «двушку», отвоеванную у телефона молниеносной реакцией.
– Держи. Я не дозвонился.
Леднева махнула рукой, сейчас ей было все равно.
Возле школы компания, которая провела вместе две недели, рассталась. Ребята отправились по домам, учителя – тоже. На знакомой лестничной клетке ничего не изменилось, но близость милого гнездышка со всеми удобствами чуть не заставила Женю прослезиться.
– Все! Больше я из города – ни ногой! – пообещала она, отпирая заскучавший без хозяйки замок.
Журавский позвонил в дверь тети Маши и с облегчением признал, что она умеет держать обещания: никто не ответил.
– Женя, у меня нет ключей.
Сыграть растерянность для Эдуарда ничего не стоило. Евгения сначала даже не поняла. Она стояла на пороге своей квартиры и уже мысленно включала кран горячей воды.
– Что?
– Я не взял ключи. Тети Маши нет дома. Ты приютишь усталого путника? – Он затаил дыхание, но соседка поступила так, как и было предписано его сценарием.
– Боже мой, ну конечно! – гостеприимно распахнула она дверь пошире. – Эдик, ты извини, я что-то туго соображаю. Эта полуночь-полудорога, плацкартный вагон, Тимур, который до утра издевался над твоей гитарой… Как я все это вытерпела?
Он посмеялся и хотел сказать, что споет ей сам, и гораздо лучше Тимура, но Женя даже не взглянула, как он закрыл входную дверь. Сбрасывая на ходу тенниски и ветровку, она устремилась в сторону ванны.
– Я в душ! Первая! – объявила она, и Журавский догадался, что сейчас ее сможет остановить разве что землетрясение.
Двадцать минут спустя родившаяся заново Евгения осторожно тронула его за плечо. Эдуард, умевший отключаться в любых спартанских условиях, дремал в кресле, подложив под голову штормовку.
– Эдик, ты сейчас ляжешь спать или пойдешь в ванную? – тихо спросила она. – Я постелю тебе здесь, на диване.
Он моментально открыл глаза. Она была одета в футболку и шорты, а совсем не в кружевной халатик, как рисовали ему краткие, но содержательные сновидения.
– Да, я лягу. Но сначала – тоже в душ.
Журавский стал расстегивать рубашку, и Женя вышла в соседнюю комнату.
– Держи! – бросила она ему полотенце, появляясь из спальни со стопкой постельного белья.
Он поймал полотенце на лету и перекинул его через плечо, загорелое и мускулистое. Женя отвела глаза в сторону.
На водные процедуры хватило пяти с половиной минут, и он появился из душа с мокрой головой и в одном полотенце, обмотанном вокруг бедер. Женя стояла к нему спиной и еще встряхивала одеяло, расправляя складки на пододеяльнике. Диван разложен не был, впрочем Эдуард на это и не рассчитывал.
– Приготовить что-нибудь поесть? – не оборачиваясь, поинтересовалась она.
Журавский поморщился.
– Нет, попозже. Я сам.
Он подошел к ней сзади и обнял, стараясь быть предельно нежным. На ее плечо упала капля с его волос.
– В ванне есть фен, – пробормотала Женя, не зная, как вести себя дальше.
Он поцеловал ее в шею.
– Жарко, и так высохнет.
Она хотела возразить, что сегодня утром было всего семнадцать градусов, но тут ей тоже стало жарко. Женя вдруг поняла, что из всей одежды на нем – только полотенце, да и то совсем не скрывает явных признаков его мужского к ней расположения. Его рук хватило, чтобы обвить ее в полтора раза. Ладони Эдуарда скользнули от ее талии вверх, большие пальцы обвели окружность Жениной груди, а потом он потянул из шортиков ее футболку.
– Эдик, подожди, – прошептала она.
