Сон в Нефритовом павильоне - страница 59



Ян поведал ей свою историю и свои горести.

– Ну а я родом из Лояна, – сказала хозяйка, – зовут меня Цзя, а здесь прозвали Феей Лазоревого града. С малых лет я лишилась родителей и попала в зеленый терем. Обо мне пошла дурная молва, и я переселилась сюда, чтобы скрыться от злых людей и быть поближе к даосам. Но оленя выдает запах мускуса, а фэнчэнский меч – яркий блеск, потому снова оказалась я в зеленом тереме. А теперь другая беда: нравы здесь суровые, у всех на уме только выгода, даже рыбу ловят и продают без песен. Вот я и грущу в одиночестве.

Ян слушал, вздыхал, а красавица все поглядывала исподтишка на красивого юношу. Закончив свой рассказ, она спросила:

– Какую же должность вы при дворе отправляли?

– Я успел только сдать экзамены и получить звание, стал членом императорской академии. До службы государю дело не дошло.

– Простите мою дерзость: можно узнать ваше имя?

– Я из рода Янов, а зовут меня Чан-цюй.

Девушка склонилась к лютне.

– Недавно я разучила новую мелодию – не хотите послушать?

Она взяла медиатор и заиграла: страсть и скорбь звучали пронзительно, словно звенели осколки внезапно рухнувшей медной горы, словно стонал медный колокол. Казалось, будто разлилось бескрайнее море, а над ним раскрылось во всю ширь безоглядное небо. Целомудренная юная дева тоскует по милому другу… И вдруг Яна озарило – да ведь это та мелодия, которую сочинила Хун!

А Цзя, окончив играть и выслушав историю Хун, негромко сказала:

– Говорят, что когда вянет орхидея, то и пион клонится к земле, а когда сосна хорошо растет, то и кедр радуется. И людям надо бы так жить – вместе горевать и радоваться. Я не знакома с вашей Хун, но мне жаль, что такая чистая, благородная душа навек поселилась в реке. Я знаю только, что ее часто вспоминают в зеленых теремах. Хун погибла, но живет в памяти людей, и прежде всего в вашей. Я слышала от подруг повесть о вашей любви и давно хотела увидеть вас. Наконец это случилось, и я очень рада, что теперь мне есть кому петь и изливать душу, рада, что у меня появился друг. Когда Конфуций начал учиться игре на цитре у Ши Сяна, то, говорят, в первый день он постигал душу своего учителя, во второй – изучал его манеры и поведение, на третий – изумлялся его внешностью. Я вижу вас сегодня впервые, но ваши манеры, душа и внешность кажутся мне давно знакомыми, – наверно, моя лютня рассказала о вас все.

И опять Ян глубоко вздохнул.

– Для меня Хун не была такой, как другие гетеры. Она стала мне подругой. Своими речами и тонкостью чувств вы напоминаете мне ее. Мне и радостно и грустно от нашей встречи.

Принесли вино, потекла беседа. Впервые за время изгнания Ян ощутил хмель в крови и волнение в душе. Тонкий вкус и гибкий ум хозяйки казались ему несравненными. Он все больше подпадал под ее очарование.

– Я знаю теперь, как вы играете на лютне. Ваше умение выше всяческих похвал. Вы обладаете и другими талантами? – спросил юноша.

– Вы еще не слышали музыки моей души, – рассмеялась в ответ гетера. – У меня есть яшмовая флейта, правда, не помню, как она ко мне попала. Она парная: один инструмент у меня, а другой – неизвестно у кого. Некогда император Сюань-юань, услышав песни брачной пары фениксов, объединил голоса самца и самки в одно целое, создав мелодию из двенадцати звуков для бамбуковой флейты. Но моя флейта поет только женскую партию – как бы половину мелодии. Получается песня величественная и широкая, в ней нет ни следа печали. Я сыграю ее вам, но не здесь, а на горе Лазоревого града при свете луны, если вы придете ко мне еще хотя бы раз.