Ксеня уже заканчивала третий курс, когда случился взрыв. РАЗГОВОР.
После него она даже не успела попрощаться с Полиной.
Она опустошила копилку, метнулась на вокзал, купила билет – последний, на верхнюю у туалета – на тот же вечер. Заплакала всего раз – когда обняла Грымзу и почувствовала на лице собачье дыхание. Грымза пахла солью и моллюсками. Ксеня зарылась носом в шерсть и на секунду усомнилась в правильности принятого решения. Горячие слезы хлынули потоком, Грымза пыталась вылизать лицо хозяйки и вопросительно скулила.
– Я вернусь и заберу тебя, – пообещала Ксеня.
Ксеня приехала в Петербург в апреле с одним небольшим чемоданом. В чемодане лежали два свитера, три рубашки, брюки, синий том Станислава Лема из серии «Библиотека Лениздата», учебник по химии, обернутая шарфом из собачьей шерсти любимая кружка, документы и немного денег. Ксеня втащила чемодан на второй этаж дома на улице Лизы Чайкиной, вошла в квартиру Кульчицкого Бенциона Владимировича и в полутемном коридоре выложила факты. Она – его, Кульчицкого, внучка, и до недавнего времени она не знала о его существовании. Теперь она ушла из дома, забрала документы из колледжа и собирается поступить в медицинский университет.
Она так и сказала: поступить, а не поступать, потому что времени на несколько попыток у нее нет.
Что ей нужно от Кульчицкого? Кров хотя бы на пару ночей, пока она не сориентируется в незнакомом городе, не найдет работу и не снимет жилье.
Ксеня говорила, лицо ее в полумраке коридора выглядело тонко, четко, будто подсвеченное изнутри. Волосы слегка шевелились, хотя сквозняка не было. Она придерживала чемодан и в тот миг напоминала носовую фигуру корабля: решительный взгляд, напряженное тонкое тело. Ксеня стояла на месте, но казалось, ее движет вперед изящная и быстрая шхуна.
Кульчицкий почувствовал себя так, будто стоит в фарватере шхуны.
Ему оставалось лишь посторониться и впустить Ксеню в квартиру и в свою жизнь.
Вечером он выслушал более подробный, но все же скупой на эмоции рассказ. Ксеня говорила ровно, взвешивая каждое слово, – она даже ладонью в воздухе двигала так, будто проверяет слова, перед тем как позволить им прозвучать.
Кульчицкий тем же вечером сделал пару телефонных звонков.
Через два дня Ксеня вышла на работу: Кульчицкий пристроил ее лаборантом на кафедру физики в медицинский университет. В тот самый, в который собиралась поступать Ксеня. Маленький северный таран, называл он ее про себя, тщательно скрывая от Ксени восхищение ее напором.
Ксеня приступила к работе на кафедре: мыла мензурки и колбы, настраивала приборы по инструкции, таскала рулоны с плакатами, меняла слайды на лекциях. Она честно искала съемную комнату в течение двух дней и даже нашла – опять же, чудом. Нет, не чудом. Тараном. Кульчицкий был в курсе, как непросто найти съемное жилье. Ксеня обошла окрестные дворы: она ныряла из одной парадной в другую, разговаривала с жильцами во дворах. Апрель выдался теплым, бабушки высыпали на лавочки, и мамы с колясками бродили по тротуарам и скверам. Ксеня уже на второй день вернулась с тремя телефонами потенциальных арендодателей.
Когда Кульчицкий вечером увидел ее, задремавшую в кресле на кухне, что-то случилось с его сердцем. Он подумал тогда, аритмия: стук через стук, пауза, стук. Желтая лампа освещала строгое Ксенино лицо. Даже во сне она хмурила брови. На листке бумаги перед ней аккуратным, почти каллиграфическим почерком были записаны телефонные номера и имена. Парсек лежал у Ксени на коленях. Кульчицкому показалось, что кот копирует Ксенино выражение лица. Кот смотрел строго и выжидательно.
