Сообщество разума - страница 34

Откуда берутся идеи, которые нам нужны? Большинство наших концепций порождаются коллективами, в составе которых мы обитаем. Даже идеи, которые мы «получаем» для себя, исходят от сообществ – на сей раз тех, что скрываются в наших головах. Мозг не производит мысли, в отличие от мышц, источающих силу, или яичников, вырабатывающих эстроген; чтобы придумать хорошую идею, необходимы усилия огромного множества «субмашин», которые выполняют чрезвычайно разнообразные задачи. Каждый человеческий череп содержит сотни этаких компьютеров, развивавшихся на протяжении сотен миллионов лет эволюции, и каждый из них имеет свою, чуть отличную от прочих архитектуру. Каждый «специализированный» агент должен научиться обращаться к другим агентам-специалистам, которые могут ему помочь. Некоторые разделы мозга отличают звуки голосов от других звуков; другие специализированные агенты отличают лица от объектов других типов. Никто не знает, сколько таких агентов прячется в нашем сознании. Но почти наверняка все они используют немного различные виды программ и форм репрезентации; у них нет общего кодового языка.

Если разум, чьи составные части используют разные языки и способы мышления, пытается заглянуть внутрь себя, лишь немногие из упомянутых агентов смогут понять друг друга. Людям, которые говорят на разных языках, достаточно сложно общаться, а сигналы, используемые разными частями разума, несомненно, различаются и того сильнее. Если агент М задал любой вопрос «чуждому» агенту Ц, как этот последний поймет, о чем его спрашивают и как М поймет его ответ, если таковой все же будет? Большинство пар агентов вообще не в состоянии общаться.

Если агенты не способны общаться, почему на это способны люди, несмотря на все различия в происхождении, образе мыслей и стремлениях? Ответ заключается в том, что мы переоцениваем собственную способность к коммуникации. Вопреки различиям, которые выглядят значимыми, мы по большей части опираемся в своих действиях на общие знания и опыт. Посему, пускай мы почти ничего не знаем о наших низкоуровневых ментальных процессах, мы можем воспользоваться их общим «наследием». Мы не в состоянии выразить, что конкретно имеем в виду, зато часто можем ссылаться на различные примеры комбинирования структур, которые – мы в этом убеждены – уже существуют в разуме нашего собеседника. Если коротко, мы указываем, о чем надо думать, пусть даже не можем описать сами мысли.

Слова и символы, которые мы используем для обобщения наших высокоуровневых целей и планов, не совпадают с сигналами для контроля низкоуровневых структур. Поэтому, когда наши агенты более высокого уровня пытаются исследовать деятельность низкоуровневых «субмашин», которые им подчиняются, они не могут разобраться в происходящем. Вот почему, вероятно, наши языковые агенты не могут внятно изложить, как удерживать равновесие на велосипеде, как отличать картины от реальных пейзажей и как извлекать факты из памяти. Особенно тяжело использовать наши языковые навыки для рассуждений о составных частях разума, которые осваивают такие умения, как балансирование, наблюдение и запоминание, прежде чем мы начали учиться говорить.

«Значение» само по себе относительно с точки зрения размера и масштаба; оправданно рассуждать о значении только в системе, достаточно крупной для того, чтобы иметь много значений. Для малых систем понятие значения выглядит бессмысленным и излишним. Например, агентам Строителя не нужны значение и смысл для выполнения своей работы; оператор «Добавить» просто обращается к операторам «Взять» и «Поместить». Следовательно, этим последним не требуется понимание того, что «означают» управляющие сигналы, поскольку их привлекают для выполнения конкретной работы, не для чего больше. В общем случае чем мельче агент, тем труднее будет другим агентам понять его «язык».