После того свидания Оля со мной не разговаривала полгода или даже чуть больше, мы снова начали общаться чуть позднее.
Неужели моя подруга настолько злопамятная?!
— Свидание было ужасным, Баранович пива напился и целовался со слюнями, я тебе об этом сто раз рассказывала! Потом его вообще замели прямо у меня на глазах за кражу. Баранович отправился в колонию и с тех пор не слышно о нем ничего. Пошел по наклонной… Неужели ты до сих пор обижаешься?
Я пыталась переубедить подругу, но она заявила упрямым, скучающим тоном:
— Хочу те самые сережки или бабка у тебя на руках останется.
Вот же сучка! Я более чем уверена, что эти грошовые сережки Оле и даром не нужны, но она просто хотела отщипнуть кусочек мой души, лишить чего-то ценного в отместку.
— Будут тебе сережки! — ответила со слезами.
Действие успокаивающего эликсира оказалось недолговечным. Или коньяк был бессилен в моменты, когда отбирают частичку души?
— Тогда по рукам! Завтра приеду!
Кажется, я только что продала душу дьяволу. Настроение упало ниже плинтуса, я налила себе в чайную кружку еще немного коньяка, но уже без ромашкового чая.
В дверь кто-то осторожно поскребся. Я замерла, отставила чайную чашку и вышла в коридор в полной темноте. Осторожно заглянула в глазок, труся. За дверью стоял Маньячелло и негромко постукивал костяшками пальцев по старой двери.
— Открой, Мия. Я слышу, как ты дышишь!
— Меня нет дома!
Ой… Надо же было такую глупость сморозить!
Я прикрыла рот ладошкой, но было уже поздно.
— Открывай! — потребовало чудовище. — Открывай или я эту дверь вынесу, нах… — пригрозил!
Кажется, не шутит! После того, что он устроил во дворе, накостылял нескольким мордоворотам, я поверила в угрозу. Поверила в то, что пинком Якуб способен вынести дверь, как хлипкую фанерку.
Почему же мне так не везет! Как порвали мои счастливые трусики, мой талисман на удачу перестал действовать...
Теперь прямиком из одной проблемы - в другую.
Из приставаний дружков коллектора прямиком в лапы озабоченного ходячего секс-тестостеронового мужика!
Неужели выхода нет?!
— Я не открываю незнакомцам.
— Якуб Исаев. Недавно же познакомились!
— Нет. Уходите.
— Я тебя спас.
— И окончательно жизнь испортили. Мясник это просто так не оставит.
— От Мясника и мокрого места не останется. Я его в фарш уделал! — похвалился народный герой.
Я тихонько взвыла и заплакала. Все, можно копать себе могилку. Мясник мне такие выходки не простит, из-под земли достанет.
— Уходите!
— А поблагодарить?
— За то, что жизнь испортили? Щас! Поблагодарю, догоню и еще раз поддам горячей благодарности.
— Догонять не придется, я сам с тебя, пчелка Жу-жу, не слезу, пока не трахну. Как на иглу подсел… Только о твоей мокрой киске и думаю! — известил на весь подъезд.
Я покраснела.
— У-у-уходите.
— Так, послушай. Мия Манцевич, думаешь я к тебе только из-за смачной пизденки вломиться хочу? Ничего подобного! Мне нужны нитки. Срочно!
— Какие еще нитки?
— Обыкновенные.
— Зачем?!
— Штаны на срамном месте порвались, а я без машины. Без телефона. Пешочком к тебе прогулялся… Выручи, а?
— И вы отстанете?
— За моток ниток? — заржал и вдруг прекратил. — Открывай. Получу нитки — свалю.
Черт бы побрал мою доверчивость…
Именно эта доверчивость толкнула меня в объятия эстета, музыканта и тонко чувствующей личности — Константина. Невозможно было не поверить его голубым глазам и ангельской внешности, и я поверила, замуж выскочила, верила ему, даже когда надежды испарились!
