– Знаешь, Тимур, – я уже с трудом разбираю слова. – Порой я затрудняюсь определить, что меня поражает больше: твоё умение заглядывать вперёд или твоя беспринципность.
– Это практичность, друг мой, и здравый смысл. Мои критерии как Главы, опираются не на нравственные постулаты, а на полезность того или иного действа либо явления для клана. В данном случае – клану нужны эти дети, желательно с матерью, но, если не получается – можно обойтись и без неё. Получилось с ней? Прекрасно. Обережниц среди нас ещё не было, потенциал у неё хороший, и я думаю, что она принесёт нам ещё много пользы. Да и те малыши, которым ещё предстоит родиться…
– А ты не учитываешь, что Васюта может заявить на них права?
Из последних сил, словно сползающее одеяло, тяну на себя гаснущую картинку.
– Васюта? – В моём распоряжении остаётся только слух, но в затихающем голосе дона можно без труда распознать сарказм, сдобренный толикой яда. – Причём здесь он? Решать здесь буду даже не я…
Словно лопается в голове давно уже натянутая до предела нить. Света нет. Звука нет. Нет ничего, кроме невесомого невидимого тела, но даже внутри него – я это чувствую – не хватает чего-то ещё, словно кусок души отхватили.
Пусто. Холодно. Страшно.
***
Холодно, даже кости промерзают насквозь. Сон переходит в тяжёлую фазу, становится трудно дышать, будто я забываю, как это делается. Рефлекторно дёргаю руками, пытаясь спихнуть с груди несуществующего слона, и путаюсь в каком-то одеяле. Вцепившись в него мертвой хваткой, пытаюсь свернуться калачиком.
– Она опять задыхается, – пробивается словно через вату в ушах чей-то расстроенный женский голос. – Сэр Персиваль, это же невозможно! Третий раз такая энергопотеря за вторые сутки. Отчего? И посмотрите, снова замерзает! Силы небесные! Принести ещё плед?
Свет, пробивающийся сквозь веки, болезненно давит на глазные яблоки, и я пытаюсь как-то отвернуться от его возможного источника. Не получается. Слабость.
– Потерпите, дорогая. – Кто-то высвобождает мои руки из-под одеяла и сжимает запястья. От внезапно разогревшихся на них металлических предметов струится долгожданное тепло, наполняя каждую клеточку тела. – Лучше? Вижу, что лучше, не отвечайте, берегите силы. Диана?
– Да, сэр Персиваль?
– Плед не нужен, скоро она согреется. Третий раз, говорите? Почему я узнаю об этом только сейчас?
Похоже, слух возвращается. Я даже различаю досаду в голосе, чуть тонковатом для мужчины. Дышать легче, но вот свет – назойливый, бьющий в глаза, слепит, будто я на пляже, под палящим солнцем.
– Опустите шторы, – слышу распоряжение. – Благодарю. Итак, это уже третья энергопотеря?
– Да, сэр Персиваль. Но вы всё время были заняты, я не могла об этом сообщить. Впервые это случилось вчера утром, к нам тогда привезли русичей, с боевым псом, тоже раненым, они никак не желали переводить его в другое помещение, помните? А вечером у вас был восстановительный сеанс с обережником, а затем явился его наставник, и вы попросили вас не беспокоить, потому что…
– Да, припоминаю. Стало быть, оба раза вы справились, используя браслеты?
Сильными и в то же время осторожными движениями некто массирует мне поочерёдно пальцы, ладони, и от них растекаются по рукам и далее – к сердцу, лёгким, гортани – огненные струйки. В то же время более деликатные женские ручки – очевидно, сестрички Дианы – растирают мне ступни и не менее ловко проходятся по точкам акупунктуры.
