Стерва…
Хотела бы я вцепиться в её физиономию когтями, да боюсь, было бы как в мюзикле Чикаго — «я пришла в себя, а вокруг меня — трупы!»
— Всего хорошего, — через силу тогда выдавила я и, вцепившись в ручку сумки покрепче, вылетела пробкой из этой чертовой квартиры.
Остановиться себе позволила только в метро. Когда от слез, застилающих глаза, совсем перестала видеть.
Шесть гребаных лет. Шесть! Смыты в канализацию!
Господи, да что он в ней нашел-то? Сиськи? Ноги? Губищи эти накачанные?
Алинка не отвечает на мои бессвязные вопросы. Просто гладит меня по волосам, прижимая голову к своему плечу.
Когда в моем организме заканчивается вся вода, пригодная для переработки в слезы, Алинка утаскивает меня на кухню, тыкает мне повелительным жестом в свой велюровый угловой диван, а сама отправляется к своим шкафчикам, колдовать над чайными чашками.
— Держи, — моя старая боевая подруга сует мне в ладони кружку с ярко-красным настоем своего любимого каркаде, — пей. А то у тебя точно уже обезвоживание.
— С-спасибо, — чай терпкий, чуть с кислинкой, я жутко тосковала по этому вкусу, который всегда сопровождал меня во время посиделок с Алинкой. Она вообще не переносила никаких чаев кроме этого, утверждая, что он, мол, и бодрит, и жутко полезный, и вкус у него не то что у всей этой китайской ерунды…
Из прихожей притаскивается Мандарин — Алинкин кот стервознейшего характера. Хозяйка, заметив его, ныряет в холодильник, чтобы найти там какую-нибудь котячью вкусняшку.
Что, кстати, сложно, полки в холодильнике пустые. Абсолютно.
Для вегетарианки Алинки, которая постоянно держит в холодильнике кучу овощей и зелени, — это несколько странно.
И кухня, кстати, подозрительно выдраена. Нет, Алинка чистюля, у неё в принципе всегда и везде порядок, но чтобы вот так — до блеска на каждой полочке… Нет, она точно драила перед кем-то.
— Ты куда-то уезжаешь? — я шмыгаю в единственную найденную на столе салфетку и с интересом гляжу на подругу.
— Переезжаю, — подружка неловко улыбается, прижимая подбородок к плечу, — мы с Акуром все-таки решили попробовать пожить вместе. А квартиру хочу сдать через агентство, чтобы меньше мороки было.
— Здорово, — честно улыбаюсь я. Хоть какой-то повод для радости. Мне нравился Акур — приятный черноглазый японец, приехавший тренировать мою подруженцию, сменивший страну проживания, только увидев Алинкино выступление с посвящением ему. Он был эксцентричный, очень своеобразный, но очень положительный мужчина. А уж когда он отказался уезжать обратно в Японию, когда Алинкина карьера фигуристки все-таки закончилась — его положительность в моих глазах достигла заоблачных высот.
Значит, все-таки он её дожал. По крайней мере — она решила все-таки с ним пожить. Преодолел Алинкино критичное недоверие к мужскому полу — герой, самый что ни на есть настоящий.
— Давай пока не обо мне, Настен, — Алинка падает на диван рядом со мной и сочувственно притягивает меня к себе, — ты как? И что будешь делать?
Вопрос на самом деле не в бровь, а в глаз. Меньше всего я хочу сейчас возвращаться “домой” — в квартиру, ипотеку за которую мы оплачивали вместе с Дэном. Но денег в наличии не так много, увы, вот только-только оплатили ипотечный и кредитный взносы...
С одним только пунктом в плане нет никаких сомнений.
— Буду разводиться, — я произношу это, глядя куда-то в сторону.
Развод. ЗАГС. Суд. Дележка ипотечной квартиры…
