Нет. Ему оказалось проще поставить меня перед выбором — он или "твои дурацкие танцульки".
— Так ты начнешь меня уговаривать или нет? — Эрик насмешливо задирает бровь, глядя на меня. — Я настаиваю на том, чтобы ты начинала. Потому что если я соглашусь на эфир с ним — сейчас это будет куда большее одолжение, чем стало бы час назад.
— Это еще почему? — удивленно уточняю я, тем временем прикидывая, с чего мне начать уговоры.
— С того, что этот ублюдок тебя украл у всего мира, — в мимике Змея проскальзывает что-то брезгливое, — и помогать ему зарабатывать деньги, паразитируя на моей известности — мне теперь еще больше не хочется, чем раньше.
Заливать этот красавчик мастер, конечно.
Но, категоричного отказа я не получила, значит, итальянец уже примерно представляет, какую выгоду поимеет со своего соглашения.
— И что же ты хочешь? — поинтересовалась я, потихоньку доедая пирог. Еда неплохо отвлекала от неприятных мыслей. — Чем предложишь мне заплатить за свободу?
Очередная похабная улыбочка на физиономии Эрика говорит сама за себя.
Вот же…
Неужели все-таки предложит… поспособствовать его победе?
— Через три недели у меня у самого съемки клипа с одним из ваших местных музыкантов, — перебивая мои мысли спокойно произносит Змей, — я ставлю там хореографию и участвую в номере сам. Но мне нужна партнерша. И ей будешь ты.
Вот так номер!
16. 12. Настя и Эрик. Цена ее свободы
Воздух между мной и Эриком можно нарезать и подавать к десерту — он густой, словно крепко заваренное желе.
— Я пять лет не танцую, — проговариваю я, обхватывая отчаянно мерзнущими от внутреннего озноба пальцами чашку с капучино, — я совершенно не в форме. Тебе настолько нужна партнерша, что ты готов взять ту, кто тебе все запорет?
— Не ври, — второй раз за десять минут Змей резко дергает подбородком, будто отказываясь даже слышать то, что я говорю.
— Я не…
— Завяжи ты совсем, дорогая, твоя очаровательная culo* была бы отнюдь не в такой форме, чтобы запасть мне… — Змей нагло улыбается во все свои выбеленные тридцать два зуба, — в душу.
В душу, ага. Да-да, именно туда, а не кой-куда пониже. Так я и поверила!
Вот же свин! А я-то думала, он вдруг просветлился и завязал со своими пошлыми намеками! Куда там…
— Ты занимаешься, я вижу, — невозмутимо продолжает Эрик, откидываясь на спинку своего стула, — возможно — не танцуешь. Но поддерживаешь форму. Бегаешь? Да, наверняка, от меня ты убегала как молния. Растяжка? Да, бесспорно. Ты не можешь дать своим связкам стать менее пластичными. Готов поспорить, что провожая муженька на работу, ты делала полный комплекс упражнений на гибкость. И шпагат наверняка сохранила. А чувство ритма не потеряешь и за десять лет.
Мои пальцы комкают первую попавшуюся салфетку, хотя с большим удовольствием я бы швырнула ею в Эрика. Такое ощущение, что он не просто говорит это наугад, а самолично подглядывал за моими тренировками.
— Ну, давай, соври, что я не угадал, — Эрик хмыкает, — а я сделаю вид, что тебе поверил, ciliegina.
— У меня все это на лбу написано? — саркастично огрызаюсь я, даже не пытаясь отрицать сказанное. Он настолько самоуверен, он даже не сомневается, что он прав. Обмануть его все равно не удастся. И был бы смысл...
— Можно и так сказать, — невозмутимо фыркает Эрик, возмутительно эстетично прихлебывая кофе. Заставляя меня зацепиться пальцами за красивые длинные пальцы. Мой тайный фетиш, о котором я даже себе не рассказываю. Губы и пальцы.
