Открыл глаза я уже на улице, передо мной стоял старец, такой плечистый, с посохом, и весь в белом. Он махал чем-то перед моим носом.
– Ты на кой туда полез, дурень? – сказал писклявым, скрипящим и, соответственно, не подходившим ему голосом старец.
Я подумал, что меня точно завалило, и я вижу перед собой апостола Петра. Но когда к нему присоединились Пашка и Никита, радости моей не была предела, значит, я жив.
– Так моя собственность, осмотр делал, – откашливаясь, ответил я ему.
– Вот говорили мы тебе, не лезь туда, – обеспокоенно сказал Паша.
– Так вы же и… неважно, – удивился я .
– Чувствуешь себя как? – вновь вступил в разговор старец.
– Нормально, жить буду.
– Пошевели руками, ногами, головой.
Я выполнил все, как он велел.
– Ничего не болит?
– Нет, все хорошо.
И только тут я понял, что старец этот в халате доктора, а за его спиной стоит «буханка» с красными крестами. Значит, ребята «скорую» вызвали, а это никакой не Петр. Нет, Петром-то, конечно, он и мог быть, но точно не апостолом.
– Ну вот и славно, вот и ладушки. Ну, тогда мы поехали, я еще завтра вас проведаю, но вы в эту рухлядь больше не суйтесь.
– Да, конечно, ни ногой, – затараторил Паша.
Доктор пошел к «буханке», та завелась, и они уехали, оставив нас прибывать в шоке.
– Колоритный дедушка, – первым очнулся я.
– Бл-иин! Шашлык горит! – вскрикнул Никита, и мы все бросились к мангалу.
А дальше все пошло куда радужней. Мы ели шашлык, запивали его «сладкой» и болтали о всякой ерунде, громко споря и смеясь – все было точь-в-точь как в «нашем барчике», с той разницей, что все было на природе. Шашлык получился изумительный: с одной стороны чувствовались яркие нотки угля, а с другой он оставался с кровью. «Сладкая» тоже не подкачала, она за время нашего пребывания здесь уже успела нагреться до приятной теплоты и воспринималась почти как парное молоко. Нас поначалу это все удручало, но, как и положено, после очередной рюмки и «сладкая» стала именно сладкой, и мясо приобрело более изысканный вкус. Но все это было второстепенно, потому как наше настроение было прекрасным и хохот разносился по поселку. Возможно, мы кому-то мешали, но нам, как положено пьяным мужикам, было все ровно. Главное чтоб нам никто не мешал.
Утро началось в обед. Такой суровый, душный и иссушающий обед. Хотя мы и проснулись, никто не торопился вставать, да что там вставать – никто не хотел шевелиться. Возможно, так бы мы и пролежали до вечера, если бы не шаги. Я разлепил глаза, и яркий колючий свет почти ослепил меня. Я застонал и немедленно их закрыл. На очереди была вторая попытка. Я аккуратно, очень медленно, начал размыкать веки. Свет, все так же разивший глаза, принес мне еще и головную боль. Со стороны я услышал стоны моих друзей, похоже, они занимались тем же, чем и я. Прищурившись, я медленно повернул голову в ту сторону, откуда слышались шаги. Там стоял вчерашний апостол. Стоял и улыбался.
– Ну что, проснулись? – поприветствовал он нас, на что мы дружно промолчали.
– Вижу, вижу. Ну что, давайте вас лечить?
С этими словами он полез в сумку, с которой пришел. И, подойдя к каждому из нас, вручил по литровой банке.
– Пейте, не сомневайтесь. Если забыли, я врач. Травить не буду.
Я почувствовал, как приятный холод исходит от банки. Внутри была слегка зеленая жидкость. «Не может быть!», – подумал я, откручивая крышку.
– Что ж вы так с собой-то? – не останавливался старик. – Чего вовремя-то не остановиться?
