– Нам, Федька, надо укрыться здесь и переждать до завтрашнего дня, а лучше еще день, будут они нас искать и сегодня, и завтра, они такие, аккуратность любят и порядок, а самое главное у них – это выполнить команду, и делают они это добросовестно, и неважно, какую команду. Найдут, расстреляют нас, но мы тоже не лыком шиты, как ты думаешь, Федька?
Федька не ответил, и они, прислушиваясь, осторожно стали пробираться в камышах. То, что Федька знал местность, а Миша владел немецким и знал немцев, когда учился, а больше по разговорам конвоиров и офицеров охранных подразделений, и спасло им жизнь.
Нескольких пойманных полуживых беглецов немцы расстреляли перед шеренгой пленных, которые стояли под солнцем до самого вечера. Поиски продолжались еще два дня, двоих выдали местные жители деревни Гребени. Немцы еще несколько раз прочесывали близлежащие окрестности, а по дорогам стали чаще проезжать на мотоциклах патрули жандармерии.
Дня три после такой картины беспомощных, угрюмых, с трудом передвигавшихся по проселочной дороге под охраной немцев наших красноармейцев, казалось, Однобочка вымерла, если бы не смелые переклички петухов да редкий лай собак. Даже коров не выгоняли на пастбище, при встрече люди старались не смотреть друг другу в глаза и долго не разговаривать.
Но жизнь требовала общения, действия и налаживания такого порядка, который бы соответствовал обстоятельствам. По деревне поползли несмелые слухи, что наши разбиты и немцы скоро будут в Москве, другие не соглашались с такими суждениями, но веских доводов, что будет по-другому, привести не могли, разве говорили, что и немцы сюда приходили, и французы, а всех их погнали и были они разбиты.
Иван Стецов решительно поддерживал вторых, но такую поддержку он высказывал только в присутствии жены Насти. За какую-то неделю он осунулся и постарел, под глазами появились большие темные круги, ходил мало, больше сидел под поветью и думал о сыне, о Федьке: «Как же тебя угораздило, Федька, оказаться в той колонне, ты же такой боевой хлопец…» Дума с самого утра вползала в сердце и ложилась там тяжелым камнем, а уходила только когда Иван засыпал тревожным сном. Настя догадывалась, о чем думает муж, но молчала, чего-то ждала. А недели через две она услышала, что пленных держат за Гребенями, там, может, их тысячи, а самое главное, некоторых отпускают, если найдется среди них муж или брат, только надо нести с собой яйца, сало, масло для немцев. Это она все рассказала Ивану и добавила, что Аксинья и еще три женщины собирались туда идти на днях. Иван молча посмотрел на нее и решил пройти по деревне, зайти к Анисиму и узнать более подробно у него про эту новость. Там он узнал, что появились полицаи, что скоро в деревню приедут немцы, всех соберут и скажут насчет колхоза. Узнал, что пленные там страшно голодают, что воды и той не дают. С такими мрачными новостями он вернулся домой. Перед самым сном Насте сказал, если бабы пойдут, сходи и ты. Насти с женщинами не было почти четыре дня, пришли они уставшие и измученные, об увиденном за колючей проволокой рассказывали, вытирая слезы. Федьки среди пленных Настя не нашла. Наверное, показалось, подумал Иван, и в ту ночь спал крепким сном.
Пришла осень, пошли дожди, а с ними опять приходил тот взгляд Федьки, и как ни гнал его Иван от себя, приходил все чаще и чаще. В деревне говорили о новых порядках, расстрелах партийных и евреев за Гребенями, о полицаях, что они хуже немцев. Пленных, что держали почти до холодов за колючей проволокой, куда-то увезли, рассказывали, что их половина погибла там от голода. Зима наступила рано, сразу ударили морозы и навалило снега. Со снегом стало веселее, пропала темнота, даже ночью стала виднее.
