– А вы? – спросила мать.
– Мы редко болеем. Травмы, это бывает.
– Счастливые.
– Нет, – Йец криво улыбнулась. – Счастье совсем не в этом. Я бы согласилась жить в собачьей конуре, много работать и питаться отбросами. Я бы ни за что не сбежала сюда, если бы… Трудно объяснить.
– Почему мы не встречали вас в космосе?
– Наши интересы не пересекаются, – ответила Йец. – К счастью для вас. Обычно, если вы видите наш корабль, это последнее, что вы видите в жизни. Мы не оставляем свидетелей.
– Кто такие «мы»?
– «Мы»– это мой муж и все, кто ему служит.
– Муж? Это чудовище ваш муж?
– Не совсем, но это так называется. Я одна из многих. Обычно он использует своих жен несколько недель или месяцев, прежде чем убить. Потом покупает новых.
– Зачем?
– Так велит его закон. Он воин. Воин не должен быть привязан ни к чему. Подробностей я не знаю. Женщин в это не посвящают. Он никогда не ложится две ночи подряд с одной женщиной. Только в том случае, если жен остается совсем мало.
– А дети? Наследники?
– Зачем? Ему не нужны наследники. Он вечен. Он не стареет и восстанавливается после любой травмы. Его можно пропустить через мясорубку, а через несколько минут он снова будет целым. В его тело вложены сложные технологии, которые, к сожалению, утеряны тысячи лет назад. Его нельзя убить, не зная ключа. Но этого ключа не знает никто во Вселенной. Даже он сам.
– Игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, а заяц в сундуке?
– Хуже. Возможно, еще остался сундук, заяц, утка и яйцо. Но иглы в яйце уже нет. Игла это код, информация. А информация не сохраняется, в отличие от материи. Поэтому он бессмертен.
Лечение продолжалось два дня. К концу второго дня паук отклеился от шеи и присосался к виску. Он заметно распух, словно высасывал из организма что-то лишнее. Поздно вечером второго дня Кеша открыл глаза. Но в глазах не было разума.
– Теперь он не умрет, – сказала Йец. – Но это только начало. У него отключена большая часть коры. Нужно поставить мозговой имплантат.
– Вы сможете это сделать?
– Проще, чем чихнуть. Сделаю, но не уверена, что получу именно то, что хочу.
– Что это значит?
– Хуже, чем сейчас, ему не будет. Но то, что я ему поставлю, не рассчитано на человеческий мозг. Может получиться так, что не всё будет работать правильно.
И мальчик будет ощущать что-то непонятное. Точнее не могу объяснить.
* * *
Тем временем напряжение нарастало. Дважды пассажиры пытались поднять бунт, и дважды бунт захлебывался по той причине, что нельзя было заставить Капитана поднять «Гордый». Ни угрозы, ни посулы на него не действовали. Впрочем, бунты не отличались организованностью. Глозер в них вообще не участвовал. Главной движущей силой беспорядков была рыжая женщина. Она оказалась просто неутомимой подстрекательницей.
– Но я должен быть на шестьдесят восьмой! – возмущался Сергей. – Если я не попаду туда сегодня, я разорен!
– Ты никак не попадешь туда сегодня, – подзуживала рыжая, – даже если пристукнешь этого старика и поведешь корабль сам.
– Я не умею пилотировать корабль.
– Зато он умеет. – Рыжая имела в виду Денисова. – Вы бы справились вдвоем, а?
– Ты хочешь, чтобы меня посадили за убийство?
– Тогда свяжите его. Вы мужчины или нет?
– Хорошо, – согласился Сергей, – соедините меня с шестьдесят восьмой станцией. Я хочу с ними поговорить. Хотя бы это можно сделать?
– Я подумаю, – сказал Капитан.
Вечером он разрешил сеанс связи.
