Они гуляли по саду, наслаждаясь сладкоголосым пением птиц, свивших гнезда в кронах раскидистых деревьев, и отдыхали под сенью ветвистого теревинфа. Корнелия плела венок из листьев смоковницы, напевая детские веселые песенки. Румянец играл на ее щеках, а с губ не сходила светлая радостная улыбка.
Луций исчезал в глубине сада и вскоре появлялся с корзинкой спелых винных ягод, набранных им из-под самой верхушки фигового дерева. Корнелия радовалась лакомству как ребенок, но затем начинались совсем не детские забавы. И о фруктах они забывали. В другой раз он появлялся с веточкой божественного мирта, покрытой нежными белыми цветами. Сад благоухал, в чистом воздухе струились разнообразные запахи, один чудеснее другого, которые дурманили, опьяняли, сводили с ума…
Так, проходили дни, пролетали недели, проносились месяцы. И, казалось, что счастье будет вечным, но, увы, однажды настал конец этим сладким грезам. В тот день прискакал гонец из далекой Смирны с повелением Гая Кассия немедленно морем выдвигаться в провинцию Азия.
Луций облачился в красную военную тунику, накинул на плечо пурпурный плащ с золотым окаймлением и покинул дворец, в котором испытал счастье плотской любви. Легион снимался с лагеря, солдаты разбирали палатки и в походном марше выдвигались к порту Лаодикеи, куда вслед за ними тянулся длинный обоз.
В гавани стояли на якоре корабли, которые привел из Малой Азии Гай Кассий Пармский, – греческие триеры с тремя рядами весел и тараном на носу в виде головы дракона. Легионеры разгружали обозные телеги, переходили по трапу на палубы кораблей, спускались в трюмы. Кентурионы, потрясая тростью из виноградной лозы, отдавали распоряжения и назначали смены.
Луций Кассий наблюдал за погрузкой с холма у причала, сидя верхом на вороном жеребце. Легата сопровождали префект лагеря, трибуны и знаменосец в львиной шкуре, несущий серебряного орла. Когда последний легионер исчез за бортом триеры, Луций Кассий пришпорил коня, который почувствовав нестерпимую боль в боку, заржал и помчал своего седока вниз с холма. Луций, придя в неописуемый восторг от быстрой, захватывающей дух езды, намеревался со всей молодецкой удалью промчаться на коне по трапу и спрыгнуть на палубу, но в последний миг отказался от этой затеи. На причал вдруг вышли рабы, которые несли паланкин. Они поставили носилки на горячий песок, – занавеска отдернулась, и появилась женщина с покрытой головой. «Корнелия?» – молнией блеснула догадка в голове юноши. Поворотив коня, он подъехал и спешился возле той женщины. Она с плачем кинулась в его объятия. Сквозь ее рыдания Луций едва смог расслышать слова, которые тотчас тронули его сердце:
– Я не могу без тебя… Не оставляй меня больше!
Они вместе взошли на палубу флагманского корабля. И тотчас подул попутный ветер. Легионеры, которым выпала первая смена грести, ликовали. Они, воздавая хвалу богам, расправляли паруса. Корабль покинул гавань и вышел в открытое море. Впрочем, вскоре переменчивый ветер подул в обратную сторону, и гребцам из числа легионеров пришлось взяться за весла…
Они плыли сутки, когда жена легата внезапно слегла. Медик, осмотрев больную, лежащую в отдельной каюте, на беспокойство мужа с улыбкой отвечал: «Ее болезнь называется беременностью». Луций зашел к своей жене. Корнелия была бледна, но тихая улыбка светилась на губах ее. Муж сел в ногах у жены своей и, держа ее за руку, пробормотал:
