– Выходит, дядька Елисей за палача Стёпке стал? – помолчав, высказался Матвей.
– От ведь дурень, прости господи, – снова выругался кузнец. – Елисей в той замятне вас спасал, да дело облегчал. И Аверьяну тоже. Не пришлось ему позор принимать, кабы сына на большой круг потащили. Конец-то всё равно один. Аверьян потому и за инструмент теперь заплатить не может. Всё, что в кубышке было, на поминки да молебны отдал, чтобы хоть так грех его замолить.
– Я понял, батя, – помолчав, кивнул Матвей.
– Что понял?
– Всё. А главное, он теперь не станет нам мешать.
– Ты о ком сейчас? – насторожился кузнец.
– О Стёпке. О ком ещё, – отмахнулся Матвей. – Это ведь он один из тех, что по станице воду мутят, про меня дурь всякую придумывая.
– Знаю, – кивнул Григорий, заметно помрачнев.
– А дядьке Елисею за ту смерть ничего не будет? Коситься на него не станут? – на всякий случай уточнил Матвей.
– Ничего, – решительно отмахнулся кузнец.
– Выходит, он всё по закону сделал? – продолжал допытываться парень.
– По нашему закону, – кивнул Григорий. – Ты не забывай, Матвейка, что у нас свой закон. Казацкий. И порой он посуровее государственного будет. Нас потому службы всякие имперские особо и не достают. Знают, что со своих мы строже спрашиваем. Сами.
– С Терека, как с Дону, выдачи нет, – понимающе усмехнулся Матвей, вспомнив слова, сказанные одним из старшин жандармскому подполковнику.
– Верно. И не забывай того, – наставительно кивнул Григорий.
– Ну, раз так, давай тогда косу ковать, – улыбнулся парень.
– Ну, коваль из тебя пока… – грустно усмехнулся кузнец.
– Ну, хоть клещами придержу, а ковать ты станешь, – вздохнул Матвей.
– Добре. Сейчас заготовку подберу, – чуть подумав, согласился мастер.
Порывшись в запасах, Григорий вытянул из кучи железа подходящую полосу и, подсыпав в горн угля, сунул в него заготовку. Матвей, встав к мехам, принялся качать их. Сильно и равномерно раздувая пламя. Выждав, когда полоса металла нагреется, кузнец сделал сыну знак, и Матвей, подхватив заготовку клещами, одним слитным движением переложил её на наковальню.
Григорий взмахнул средним молотом, и кузня озарилась вспышкой искр. Начерно проковав косу, мастер отобрал у парня клещи и, сменив инструмент, принялся выводить режущую кромку. Теперь ему и одному работы было на пару часов. К вечеру новая коса была готова. Плавно опустив её в масло для закалки, Григорий дождался, когда она остынет, и, оглянувшись на сына, улыбнулся:
– Всё, Матвейка. Утром отобьём её, заточим, и будет Аверьяну новый инструмент. Гаси горн. Вечерять пора.
Кивнув, Матвей старательно разворошил угли, давая им прогореть, и, прикрыв на всякий случай заслонку, принялся собирать инструменты. Умывшись из бочки, они прошли в дом, где Настасья уже накрывала на стол.
Утром, выбравшись во двор, Матвей прошёлся по хозяйственным постройкам и, убедившись, что тут и без него всё в порядке, снова поплёлся в кузню. Сидеть без дела не позволяла деятельная натура парня. Григорий, едва увидев сына, понимающе усмехнулся и, откладывая молоток, проворчал:
– Ну чего ты маешься? Шёл бы в хату. Всё одно тебе пока дел по плечу и нет вовсе.
– Знаешь же, батя, не могу я просто так сидеть, – буркнул парень, усаживаясь на чурбачок, заменявший им в кузне табурет.
– Знаю, сын. Да только нельзя тебе пока спину напрягать.
– Помню я, что дед Святослав говорил, – отмахнулся Матвей. – Я уж голову себе сломал, придумывая, чем заняться. Вон, Буян совсем уже застоялся, а мне его и не погонять толком.
