Укутанная в старое, изношенное пальтишко на вате, платок, армейские ботинки, она шла по дороге, дрожала и от холода, и от страха. Казалось из-за каждого дерева, каждого куста за ней следят бандиты, направлены дула винтовок или автоматов. Каждый момент могут выйти сытые, откормленные бывшие полицаи, чего-нибудь спросить, а после пристрелить. Просто так. Взять и пристрелить. На всякий случай.
Обошлось. Уже стемнело, когда она пришла в выселки. Легко нашла дом. Тихонько постучала в то окошко в которое было сказано и так, как было сказано. Её впустила женщина. По виду её ровесница, может, чуть старше. Впустила в дом. Прошептала: «Заходи скорее».
Женщина объяснила, что с минуту на минуту обязательно придут бандиты, а потому сейчас спрячет Зинаиду, а поговорят после, когда те уйдут. Отвела в хлев, который был под одной крышей с домом. Сгребла с одной стороны сено и отодвинула несколько старых здоровенных досок. Оказалось, что под ними, на небольшом расстоянии, другой слой досок – настоящий потолок. В этот тайник Зинаида и залезла вместе со всем, что принесла вроде как для обмена. Женщина перекрестила её, сказала, чтобы не то, чтобы не шевелилась, а даже не дышала. Накрыла досками, засыпала сеном и ушла. Зина немного поворочалась, улеглась, насколько это было возможно поудобнее и стала слушать.
Вскоре в дверь постучали. Не как она, а громко, должно быть сапогами, хозяйка шумно прошлепала по полу. Открыла. В дом вошли.
– Ну, где сховала вчительку?
– Яку, таку вчительку? Та я никого не бачила. Тильки подоила корову и пишла спати.
В ответ хмыкнули:
– Ну и де молоко?
– Так ось, в бидони.
Бандиты, видать, проверили. Снова хмыкнули, потом приказали:
– Налий в гуртки, попьемо.
Позвякала посуда, должно быть хозяйка наливала парное молоко. Потом тишина. Видать пили.
– Ну дивись, вели знайдемо вчительку, обох повисимо. – Сказал видать старший, и приказал – Микола, перевір на горищі в хліві, а ми подивимося в будинку.
Заскрипела лестница, должно быть Микола полез на чердак. Остальные протопали в комнаты. Потом Зинаида услышала, как зашуршало сено и раздался легкий стук. Сообразила, что этот Микола тычет вилами в сено, протыкает насквозь и ударяет о доски. Делал неспеша, основательно. Приближался к ней. Громче шагов Миколы и шиканья вил, Зинаида услышала стук. Громкий, равномерный, частый. Она затаила дыхание. Выдыхала по чуть-чуть, также и вдыхала, но звук будто барабан оглушал.
– Господи, – подумала Зина, – да ведь это мое сердце стучит! Его-то как приглушить? Спаси и сохрани меня, Боже! Помоги! Сейчас услышит стук этот Микола, доберется до досок, сдвинет, увидит меня, вытащит и убьет. И меня и хозяйку!
Внизу снова послышались шаги:
–Ну, ти що там заснув? Або чого вгледив?
– Та немае тут никого. Я все сино перешерудив, – ответил Микола.
– Ну и слазий. Ще пив хутора перевирити треба.
Микола слез. Бандиты хлопнули дверью, ушли.
Хозяйка выждала с час. Убедилась, что бандиты убрались из хутора и только тогда поднялась и вытащила Зинаиду из схрона.
При свете лучины накрыла на стол. Покормила пришелицу варениками с картошкой со сметаной, напоила молоком. Зина ела и не чувствовала ни давно забытого вкуса сметаны, вареников, молока. Ела по инерции. Хозяйка сидела на лавке рядом. Руки у неё тряслись, щека дергалась. Обе еще не отошли от страха. Молчали. Потом разом заговорили прерывисто, задыхаясь. О чем, Зинаида после не могла вспомнить, а вот как рыдали, обнявшись, рыдали долго, навзрыд о своих несчастных жизнях, помнила. И теперь, через много десятилетий, когда начинало трепетать или сильно биться сердце, а если говорить на языке медиков, начинался приступ аритмии или стенокардии, Зинаида Филипповна прежде всего вспоминала о том, как громко грохотало её сердце в том схроне на чердаке, а она боялась, что этот грохот выдаст и погубит и её, и Наталку – хозяйку.
