– И тех, кто здесь, – быстро добавил Аль, чувствуя, как перехватывает горло. Это его речь. Его слова.
– И всех живых, кто здесь, – не стал спорить огневик.
Шагнул, подхватил камень, вдавил его в грудь, напротив сердца, а дальше все залила ослепительная вспышка. Тело Аля пронзила невыносимая боль, и он рухнул в небытие.
День был жарким, какой и должен быть в Асмасе в середине лета. Безоблачное небо, легкий близ, ласковые, лижущие песок волны, крики морских птиц и… долгожданный, тягучий, ленивый отпуск.
Юля поднялась с лежака, поправила солнечные очки, оглядела пляж. Пожалуй, сейчас это был самый защищенный пляж Асмаса, отгороженный от суши стеной высококачественной иллюзии и барьера – дипломная работа старших курсов. Так что для всех пляж был пуст. А за барьер мог пройти лишь узкий круг лиц. Даже слуги не имели сюда доступ. С моря же бухту прикрывал туманный барьер. Ибо нечего простым гражданам лицезреть отдых монарших особ, потому как некоторых может и инфаркт хватить от вопиющего и многократного нарушения этикета.
– Сока? – предложила Юля Седьмой, и та благодарно кивнула.
Юля потянулась, оглядела разморенных подруг, сунула ноги в шлепки – раскаленный песок обжигал так, что не походишь босиком, накинула прозрачное парео-халат. Сладко зевнула – жара и море превращали ее в ленивого тюленя, готового спать сутками. Привычно посчитала головы, возвышающиеся над песком. Трое своих, Седьмой принц, сын Софраны и две бабушки, не спускающие глаз с ребятни.
Неделю назад мама прибыла из зимнего Питера провести время с внуками. Так и заявила, что теперь ее очередь, а некоторым, ставшим столь высокородными, что целый дворец заняли, пора отдохнуть и дать другим потискать и понянчить малышей.
Свекровь, она же Четвертая мать, внезапно приняла сторону сватьи, проникновенно добавив:
– Старость надо уважать, Юлечка.
– Воспитаем всех, – подтвердила Татьяна Федоровна, с энтузиазмом оглядывая взирающую на нее с обожанием ребятню, чьи перемазанные ягодным пирогом мордашки светились восторгом – земную бабушку, как они звали ее между собой, любили все без исключения, а уж от ее пирогов даже его величество не отказывался.
И на три недели Юлю, а после и прибывших Софрану с Седьмой отстранили от детей.
Юля прошла в шатер, переступив через лежащего на полу алькса*, открыла бар, достала сок, разлила в три бокала, добавила льда. Бросила взгляд на берег, где полным ходом шло строительство песчаного замка, возводился третий ряд стен, вырастала десятая башня, и достала еще стаканов – поддержать строителей.
Оба дедушки нашли общий язык на почве рыбалки и теперь проводили полные умиротворения дни на лодке, добывая рыбу, которую потом вечером все вместе готовили на берегу.
С заходом солнца детей отправляли спать, и пляж целиком принадлежал взрослым.
– Я столько всего узнала за это время, – Седьмая с недоумением вертела в руках комок с толстыми плотными щупальцами, не зная, как к нему подступиться, – но главное, здесь я просто я, а не Седьмая мать и бывшая королева.
– И где еще мы можем так ходить? – хохотнула Софрана, указывая на собственный купальник.
– Птичник сожрет, если узнает, – хмыкнула Юля, представляя в красках заголовки местных новостных изданий: «Корона опозорена», «Наследники занимаются развратом», «Леди подают дурной пример подданным».
– Подавятся, – не согласился Третий. – И пусть сначала барьер преодолеют за доказательствами.
