Совершенство - страница 42



Парень покосился на задумчивого Ломака и отвернулся к костру.

– Кивитоки, – подсказал тот негромко в бороду.

– Точно! Кивитоки! Датчанин говорил, что местные их очень бояться.

– Ты же не местный, да, и, это всего лишь животное, – начальник указал глазами на полыхавшее тело собаки. – Инуиты слишком суеверны, – добавил он угрюмо.

– Быть может им есть чего бояться?

Ломак нехотя высвободил рыжую бороду из высокого шарфа и презрительно объявил:

– У них до сих пор есть обычай собираться всем островом раз в году в тёмной палатке и трахаться с кем попало!

Немного подумав, Эйдан пожал плечами и натянуто улыбнулся:

– Ну, и что? Мой знакомый фотограф устраивает такие же вечеринки. Только без палаток. Могу подкинуть ему идею с Кивитоки в качестве разогрева…

– Салага, ты понял о чём я говорю, – оборвал начальник грубо. – В вечер нападения ты был пьян и тебя понесло. Сегодня тебе хочется поговорить о местном фольклоре? Я, итак, пошёл у тебя на поводу и вместо того, чтобы заниматься делами, занимаюсь сожжением старой дохлой псины. Давай больше не будем спорить на тему того, чего не может быть даже в твоём больном воображении. И если ты думаешь, что я разоткровенничался и рассказав про свою семью стал тебе ближе, то ты ошибаешься, ибо я уже успел пожалеть об этом! Хватит, закрыли тему!

Уязвлённый Эйдан закусил губу и спрятал подбородок в воротнике. Его взгляд вскарабкался по столбу чёрного дыма, осмотрел грязную пелену над головой и устремился на восток, преследуя зыбкие облака у горизонта.

– Никогда бы не подумал, что так буду скучать по солнцу, – прокомментировал он сокрушённо серое пустое небо. – Имею ввиду – именно этот раскалённый блин над головой, на который больно смотреть, и который воспринимается как нечто само собой разумеющееся. Забыл, каково это ощущать его лучи на коже… его тепло. У него особенное тепло, по крайней мере я так помню.

– Ты же рыбаком был – не насмотрелся в море? Там кроме воды и солнца нет вообще ни хрена.

Устало вздохнув, Ридз поправил:

– Моряком был. Лоцманом, если быть точным, – Эйдан спустился взглядом по столбу дыма и посмотрел на начальника станции. – Я водил корабли северными путями, где солнце тоже редкость. Да и в море его отсутствие ощущается не так остро. Не знаю почему.

Начальник пожал массивными плечами:

– Быть может в море ты не чувствуешь себя в такой ловушке, как здесь и всегда можешь вернуться домой? Попытаться, хотя бы. – Он осмотрел серое небо, скользнул глазами к горизонту. – Месяца через полтора появится, если я точно помню какой сегодня день. В календарь уже не заглядывал пару недель, а может и больше.

Соглашаясь, Эйдан закивал головой:

– Тоже не вижу в этом смысла… – он помолчал и вздохнул: – Воспоминания, просто воспоминания о солнце!.. Я только помню, что оно есть и не помню насколько восхитительно подставлять лицо его лучам, – видя, что начальник суров и мрачен, что погружён в свои мысли и вновь загипнотизирован огнём, Эйдан сменил тему: – Как Рон?

«Умирает, мой друг умирает!» – хотело сорваться с языка начальника, однако Ломак покосился на жилой комплекс за спиной и ответил:

– Не очень. Он потерял много крови, да и раны ты сам видел. К тому же, обострились лёгочные спазмы, и я даю ему ингалятор по несколько раз на день, вернее, он сам просит… Ему врач нужен, а не бинты и промывание…

Эйдан слушал начальника станции прищурившись, по самые глаза зарывшись в цветастый ворот. Он не хуже Ломака знал, что Корхарту становится только хуже. Редкие часы, когда полярник возвращался из забытья, его нещадно рвало и он, то и дело просил пить. Белый как снег, исхудавший и кое-как заштопанный Ломаком, он лежал в своей кровати погребённый под ворохом одеял и одежды. За последние двое суток его температура несколько раз опускалась ниже всех допустимых пределов и тогда, не взирая на раны, мужчины принимались растирать водкой искусанное похудевшее тело товарища; отчаянно споря и истерически перечитывая аннотации к препаратам, полярники обкалывали несчастного практически всем, что находили в аптечках. После, снова принимались за растирание, не взирая на плохо заживавшие раны… Видимо от боли, – а может от потери сил, – Корхарт, стойко переносивший своё тяжёлое состояние, не выдерживал и снова проваливался в забытьё. Мужчины, пряча друг от друга глаза, пользовались моментом и старались быстрее закончить начатое, дабы не слушать стоны раненого. Оба устали, и тая друг от друга мысли, ждали скорого исхода. В такие минуты Эйдан ловил на себе странный взгляд начальника станции, от которого по спине расползались мурашки и расшифровке которого парень посвятил пару последних бессонных ночей. «Смотрит так, словно я виноват в нападении собаки! – жаловался он сам себе мысленно. – Хотя, понять его можно: умирает лучший друг, а помочь нечем!»