Заприметив под лапой медведя нечто тёмное и стараясь не смотреть на обезображенную голову медведя, Эйдан присел рядом с телом. Он попытался отодвинуть огромную лапу лыжной палкой, но заиндевевшее тело оказалось каменным. Отсоединив замки, Эйдан сошёл с лыж и с опаской поглядывая по сторонам присел на корточки рядом с убитым животным. Потянув за видневшийся кусок плотной ткани, – а это оказалась именно она, – ему кое-как, ему удалось вырвать вмёрзший в снег ботинок. Находка оказалась столь неожиданной, что стоявший на коленях Эйдан с минуту вертел в руках престарелый рыбацкий ботинок, таращась на него остановившимся взглядом. «Кто, кто оставит в Арктике обувь в лапах уже поверженного зверя? Это же неминуемая смерть! Убийца ушёл в одном ботинке?.. Бред! Была ещё обувь, сменная? Но кто носит с собой сменную пару ботинок?» Всей шеей ощущая заползающий под пуховик ужас, Эйдан поднялся и снова осмотрелся. Он был свидетелем чего-то иррационального и жуткого, чего-то, что ускользало от понимания. Нелепо погибшие тюлени, убитые и изувеченные полярные медведи, и оставленный посреди Арктики ботинок…
Из оцепенения вывел ледяной ветер, бросивший в лицо жёсткий бисер льдистой крупы. Эйдан проследил заторможенным взглядом стелющуюся позёмку и поднял взгляд к изрядно потемневшему небу. «Бежать! Бежать из этого гиблого места! Бежать, пока не наступила темнота! Бежать, пока не объявился хозяин этого чёртового ботинка, кем бы он не был!»
Обратный путь к вездеходу не был столь лёгкой и приятной прогулкой, какая выдалась с утра. Спазм удушливого страха сдавил лёгкие, оттого идти на лыжах оказалось тяжело, к тому же Эйдан не видел в небе и намёка на оранжевый столб дыма сигнальной шашки. Вновь сверившись по карте и часам, он пустился вперёд с опаской поглядывая на густеющее небо, в котором просыпались первые звёзды. «Заблудился!» – оборвалось где-то в животе и Эйдан отчаянно выругался. Ещё одна остановка и сверка по часам; испуганный взгляд мечется среди однообразного ландшафта в надежде зацепиться за нечто, хотя бы отдалённо напоминающее дым. Горизонт пуст! Нарастающий ужас перед неминуемой гибелью снова проводит удушающий приём и Эйдан долго стоит, хватая ртом обжигающий воздух. Он срывает с лица очки, словно это они мешают разглядеть столб дыма, и с надеждой осматривает бесконечные снега. Новый марш-бросок, напоминающий побег в никуда, новая остановка и сверка с часами. Полярник выбивает из нагрудного кармана небольшой компас и с надеждой смотрит на безжизненную стрелку. Остервенело трясёт бесполезное устройство в руках, мнёт в пальцах и снова смотрит на стрелку…
– Сука! Сука! Сука! – кажется, что губы не шепчут, а бьются в конвульсиях от страха и холода. – Надо было по следам возвращаться! Обратно по следам! Идиот!
Мысль о том, чтобы вернуться по своим следам к пляжу и уже там отыскать лыжную колею к вездеходу заполоняет собой всю голову, но здравый смысл говорит о том, что поднимается ветер, который подло стирает все следы и у человека попросту может не хватить времени… Времени и сил!
Взобравшись на высокий торос, прильнув в отчаянии к оптическому прицелу, Эйдан в который раз с надеждой осматривал застывшие горы снега. Набиравший силу ветер бил в грудь и лицо, пробуя опрокинуть и без того отчаявшегося человека. Неожиданно среди посиневшего предзакатного снега он заметил мелькнувший оранжевый лоскут! Едва не потеряв равновесие от волнения и не упав вниз, Эйдан затаил дыхание и впился взглядом вдаль. Ему снова удалось поймать в объектив небольшую часть машины: оранжевую крышу и часть кабины. Скатившись вниз, едва не свернув себе шею, Эйдан взлетел на лыжи и, щёлкнув замками, бросился в направлении потерянного вездехода. Спустя десять минут петляний среди торосов и заструг, отчаяние и надежда вытолкнули полярника к вездеходу. Парень едва не расплакался при виде широкой дружелюбной «морды» машины.
