Совершенство - страница 65

Рон нащупал руку Ивлина и слабо сжал ладонь начальника станции.

– Я тоже не хочу умирать в одиночестве, – произнёс он с мольбой, глядя другу в глаза сонным взглядом. – Не бросай меня одного.

Ломак стиснул ледяную кисть товарища и наиграно проворчал:

– Не говори ерунды! Ты идёшь на поправку!..

Сокрушённо замотав головой, Корхарт возразил, кусая сухие губы:

– Врёшь. Оба знаем, что врёшь. Я лежу на лавочке, на своей лавочке у воды… Жёсткая холодная, как гроб…

– Что ты раскис, дружище? – видя, что друг проваливается в сон, полярник попытался переключить внимание раненого. – Мы же не с того начали! Джаз, мы слушаем джаз! Кто сейчас исполняет, а? Сможешь сказать?

– Чарли Паркер… – ответил шёпотом Рон.

– Ну, ты чего?.. Ну, какой же это…

– Мистер Паркер говорил, что он не всегда был таким дряхлым и одиноким. У него были жена и дети, но никого не осталось. Когда-то он работал на одной из радиостанций в Бостоне, но затем они с семьёй переехали на запад…

Хмурый Ломак не решался перебивать угасающий монолог друга, предпочитая молча сидеть на краю постели и мять кружку в руках. Дождавшись, когда Корхарт провалился в сон, Ивлин осторожно поднялся, однако задержался в двери. Он долго стоял и смотрел на раненого стиснув брови, угрюмо слушал завораживающий полёт мелодии.

В полдень, когда уже окончательно рассвело, Ивлин засобирался на улицу, чтобы сходить в мастерскую – крупный не отапливаемый сарай в стороне, в котором полярники хранили весь скопившийся за годы экспедиций хлам и отработавшее своё оборудование. Среди ржавого инструмента, использованных когда-то запчастей и прочего, требовалась отрыть Грудастую Молли – допотопную дровяную печь из толстого железа, облик которой сильно напоминал крутую женскую грудь, из-за двух округлых поддувал. Насколько Ивлин помнил, последний раз Молли использовалась лет семь назад – в год, когда на Коргпоинт произошла утечка топлива, и из-за морозов и ветров на подходе к берегам Гренландии где-то во льдах замёрзло судно обеспечения. В тот год полярникам пришлось две недели ютиться в общей комнате со своей «спасительницей». В те времена станция оставалась более многолюдной, и на ней одновременно находилось от шести до восьми человек в зависимости от контракта.

Уже одетый и хмурый Ломак остановился у входной двери, и всё ещё прибывая в плену воспоминаний окинул опустевшее помещение тоскливым взглядом… Он помнил, он всё помнил! Например, вон там, – где сейчас стоит вещевой шкаф и висят грубые полки, – там стояла двух ярусная кровать на которой спали Джефф Шелтон и Льюис Скот. Комната Пьянчуги-Крейга Барсона и Ларри Уэлча находилась сразу за нынешней комнатой Эйдана, но позже та часть модуля сгорела и её не стали восстанавливать. Баз Осбек, – на правах начальника станции, – в то время занимал комнату по соседству со столовой. Каждый раз возвращаясь на станцию с Большой земли, он обклеивал стены своей берлоги привезёнными порнографическими фотографиями, и под дружный хохот команды проводил экскурсию по стенам обновлённой комнаты. «Баз поклеил обои», – говорили полярники, что означало отсчёт новой зимовки. Ивлин помнил их всех, помнил так ясно, что порой ему слышались весёлый смех и разговоры в столовой, а не тоскливое завывание вьюги за окном…

Закурив сигарету, накинув на голову капюшон, Ломак выскочил на улицу и поспешил в обветшалый сарай. Проваливаясь в глубокий снег, а местами и наваливаясь на него животом, начальник станции добрался до заметённых дверей постройки и долго возился с замёрзшим замком. Затем, источая клубы табачного дыма, жаркого пара и отборного мата, он долго с грохотом расшвыривал пустые баки и мотки сеток, охапки туго перетянутых лыж (большая часть из которых оказалась давно сломана); так же в сторону полетели канистры и длинные тубы для образцов льда. Матерясь и кляня мороз, Ивлин разгрёб дальний угол, столкнул в сторону частокол из досок, смахнул на пол стопку фанерных листов, служивших некогда внутренней отделкой жилого модуля. По-стариковски хлопнув себя по бёдрам, он не смог удержать широкой улыбки и осмотрел показавшуюся в углу круглобокую печь.