– Знаю. Если вы пойдете со мной, мы больше никогда не увидимся.
– Я вас найду, подстерегу возле театра! – тихо засмеялся счастливый Несговоров, решившийся, наконец, ее обнять…
– Нет!
Его руки обхватили черную пустоту. Маранта на какую-то долю секунды опередила его движение и ускользнула. В сером проеме открытой на заснеженную ночную улицу двери показался в последний раз ее силуэт и донеслись слова:
– Возвращайтесь к себе. Да не споткнитесь о какого-нибудь подгулявшего студента!..
Полночи Даша слушала, как Несговоров кряхтел и ворочался на ящиках, иногда в такт своим мыслям причмокивая сухим ртом, как будто сожалея об утраченном. Наконец, не выдержала, по-женски тяжело вздохнула и села на кровати.
– Ты не спишь? – спросил Несговоров виновато. – Это я тебе мешаю. Хороший был вечер, да? Иногда только неловкость какая-то возникала. Вот я и пытаюсь разобраться: что было не так? Как ты думаешь, я правильно себя вел?..
Даша опять шумно вздохнула.
– Старомодный ты, дядя Вадик. Как из позапрошлого века. А так, все путем.
– А Маранта? Она, по-твоему, еще придет к нам?
– Придет. Куда денется!..
Глава четвертая.
Визит в башню
Утром их разбудил настойчивый стук. За дверью слышались громкие голоса, один из которых Несговоров сразу узнал.
– Отворяйте, жилец! – кричал завхоз колледжа Аршак Манвелович Бабулян.
Первая мысль была: вероятно, обнаружили труп Асмолевского и теперь ведут дознание. Одновременно родилась другая, более утешительная версия: по всему колледжу ищут отравляющие вещества.
Второпях Несговоров натянул только брюки и повернул ключ.
С завхозом вошли двое. Один – необычайно громоздкий молодой человек с большим животом, в обуви никак не меньше сорок шестого размера. Несмотря на его медвежью комплекцию, на нем ладно сидел дорогой свободно сшитый костюм с иголочки. Другой был немолод, потрепан жизнью, в заношенном пиджачке и перекрученном засаленном галстуке.
– Муссолини решил эту проблему быстро, – продолжал досказывать своим спутникам Аршак Манвелович, не обращая внимания на открывшего им дверь Несговорова. – Приходят, допустим, к одному торгашу, спрашивают: знаешь такого-то? Ну, к примеру, дона Альфонсо? (Там рэкетиров донами прозывают.) Тот, понятно, боится выдавать. Не знаю, отвечает. Бац его! К другому: знаешь дона Альфонсо? Нет. Бац! К третьему, и так далее. Обходят одного за другим, пока не заставят очередного признаться: знаю, обирает он меня! И тогда уж идут с уликами к дону Альфонсо и берут его под белы рученьки…
– Бац – это как: по морде или мочили? – с любопытством спросил толстяк.
– Ну, это… В общем, посылали к праотцам.
– Круто!
– А ты что, был там? – вдруг истошно заорал потрепанный господин.
– Чего-чего?..
– Жил, говорю, при Муссолини? Нет! А зачем брешешь?
Довольный своей выходкой, он вразвалочку двинулся к окну, бесцеремонно пихнув ногой мольберт. Толстяк начал осматриваться, приметил в углу Дашино ведро, вопросительно глянул с высоты своего роста на низенького Аршака Манвеловича. Тот молча развел руками и воздел очи к небу. Даша испуганно выглядывала из-за занавески, завернувшись по самый подбородок в одеяло.
Потрепанный господин успел тем временем осмотреть раму, ткнуть кулаком в стену и попрыгать на полу.
– Видите? – сказал он толстяку. – Половицы ходят!
После чего заинтересовался и картиной, поддел прокуренным ногтем свежую краску. Понюхал, сморщился, брезгливо обтер палец о холст и зачем-то снова колупнул, окончательно прикончив лозу, чья будущность так волновала Несговорова.
