– Вы знаете, что там, под снегом, лежат мертвецы?..
– Проходите, не задерживайтесь!
В голове Несговорова все смешалось. Его отпускают? Не думая уже о тех, кто лежал у забора, он послушно двинулся дальше, не оглядываясь, все убыстряя шаг, ожидая пули в спину. Пристрелят, положат рядом с другими и засыплют – никто ни о чем не узнает. Смерть стала привычна, люди гибнут как бездомные собаки. Даша, конечно, хватится, начнет искать, но кто будет слушать ребенка? Требуются огромные сила и власть, чтобы заставить их пошевелиться.
Несговоров собрал последние силы и тяжело побежал по рыхлому снегу, делая большие скачки, как раненный зверь. И только вылетев на проспект, весь мокрый, с липким привкусом металла во рту, позволил себе оглянуться.
В глубине переулка, где он только что столкнулся с рябым, обыкновенный дворник мирно чистил дорогу.
Несговоров прислонился к фонарному столбу. Его тошнило. Он попытался сплюнуть, но густая слюна вожжой повисла до земли, и он не знал теперь, как от нее избавиться…
В этот момент чья-то тяжелая длань упала ему сзади на плечо.
Несговоров метнулся в сторону. Изготовился из последних сил дать отпор.
Перед ним, свесив руки-плети, стоял Щупатый.
– Ну, ты развоевался! Тебе что, ночи мало было?
Пошли в сторону колледжа рядом. Несговоров надеялся, что Щупатый отстанет, свирепо молчал.
– Это твой мужик на театре висит? – спросил Щупатый насупленно.
– Мой.
– За мужика тебе спасибо. Ему бы еще морду Кудряшова на одно место прилепить.
Несговоров не отвечал.
– Ты, наверное, обиделся, я тебе наговорил всякого, – неуверенно продолжил Щупатый. – Забудь про Асмолевского, ладно? Ну, что я оставался у него тогда и все такое. У меня с ним все кончено. Забудь, как человека прошу!
– Что ж тут забывать? Тут и забывать нечего, – пробормотал Несговоров. – Мне бы другое забыть…
– Маранту, что ли? – спросил Щупатый, повеселев. – Она знаешь кто? Давно хотел тебе сказать, да все как-то… Кудряшовская подстилка, вот кто! Приезжала на гастроли с еврейским театром и осталась тут. Он ей сразу трехэтажный особняк отвалил. А этот козел, директор театра…
– Козел?
– Ну, да. У него и фамилия Козлов. Так он ее в штат брать не хочет, почему – сам знаешь. На этой почве они с Кудряшовым в последнее время были на ножах. Ты с ней поосторожнее, с Марантой этой…
Несговоров слушал и не слушал. Глядел прямо перед собой. Туман рассеялся, даже слабое солнышко выглянуло. Вот девочка-подросток сидит на ворохе узлов, сердитая, прямо вся пунцовая от стыда и гнева…
– Даша!? Ты почему здесь?..
– Ну, я пошел к себе, – сказал Щупатый, вбирая голову в плечи. – Не забудь про уговор!
– Я все собрала, – торопливо оправдывалась Даша, будто ожидая упреков. – Все! Только ящики пустые оставила, на которых ты спал.
Не тратя лишних слов, Несговоров рванулся в подъезд и взлетел по лестнице. Дверь комнаты была снята с петель, внутри двое рабочих под присмотром завхоза выковыривали ломами доски пола.
– Девчонка хотела унести кровать! – весело сообщил Аршак Манвелович, выводя Несговорова под локоток на площадку. – Я говорю – не-ет, кровать казенная! А так все, вроде, собрала. Толковая девчонка. Тебя-то где носило?..
Внизу Щупатый настороженно выглядывал в щелку двери.
– Пристроишь у себя на время наш скарб? – попросил Несговоров. – Я пойду к прокурору. Они творят беззаконие.
– Земляк, это бесполезно! – сказал Щупатый. – Меня тоже предупредили, лавку закроют через месяц. Повсюду идет реконструкция старых зданий. Скоро ты наш город не узнаешь! Извини, земляк.
