Советская ведомственность - страница 20

Меер же предлагал выйти за пределы элитологии. Он описывал все советское общество как «гигантскую промышленную бюрократию», связанную вместе «принципом карьеризма», пронизывающим общественную ткань насквозь. Это общество делилось на два уровня. На первом находились верхние эшелоны власти, где советское руководство сохраняло баланс между группами интересов (экспертами и идеологическими догматиками). Во втором общегражданском уровне действовали «люди организации» (the organization men), то есть большая часть советских людей, которые обладали «другой» – организационной – лояльностью, поддерживаемой множеством организаций и бюрократических структур. Советские граждане были вынуждены работать в рамках общесоюзной инфраструктуры одной корпорации, так как «нет никакой возможности избежать самой системы. Вы не бросаете свою работу в „СССР Инкорпорейтед“»42. Таким образом, модель А. Меера презентовала «другую» внепартийную лояльность, предвосхитившую артикуляцию тотальной «ведомственной идентичности» в будущих постревизионистских исследованиях.

В первой половине 1960‑х годов историография усиливала интерес к изучению неформальных связей в советской системе. Мерл Файнсод точно так же видел в департаментализме одно из многочисленных проявлений проблемы формально-бюрократического контроля43. Он обозначал ее как «реальную линию власти», которая последовательно отделялась от неформальных «автономных узлов власти», создаваемых «семейными кругами». После реформы 1957 года ученые также связывали эту тему с вопросом о пределах авторитарной власти Кремля и лично Хрущева. Карл Линден указывал на слабую позицию партийного лидера, который сталкивался с консервативными «конфликтующими элементами внутри партии»44. Историк Томас Ригби, наоборот, считал Хрущева сильным лидером с неоспоримой властью, в сравнении даже со Сталиным до 1937 года45.

Одновременно с этим Ригби выделял противоречивую природу постсталинского общества, где существовало двенадцать видов конфликтов. Среди них были не только столкновения между крупными подразделениями советской бюрократии (партией, государственным управлением, армией и т. д.), но и отдельными учреждениями (units) (в том числе Госпланом и совнархозами), которые действовали согласно «ведомственному подходу» (vedomstvennyi podkhod), и регионами (местничество). Вдобавок историк выделял разногласия неформальных групп, завязанных на взаимодействии патрона и клиента. В этой типологии конфликтов Ригби четко отнес ведомственность к формализованным структурам бюрократии. В неформальных патрон-клиентских отношениях эти формальные подразделения и иерархии не играли существенной роли, а выступали лишь местом концентрации патрон-клиентских связей, которые могли эти формальные структуры легко пересекать46.

Взгляды сторонников группового подхода существенно повлияли на точку зрения представителей тоталитарной школы. Так, Бжезинский и Сэмюэл Хантингтон отказались от использования термина «тоталитаризм». Они также признали существование в советском обществе трех групп интересов: 1) «аморфные социальные силы» – рабочие, крестьяне, белые воротнички; 2) «особые группы интересов» – интеллектуалы, ученые, этнические меньшинства; 3) «группы политики» (the policy groups) – военные, управленцы промышленными предприятиями и сельским хозяйством, государственные бюрократы. Эти силы отстаивали свои интересы, доводя их до руководства страны. Однако партаппарат сохранял всю полноту власти, а эксперты были только подносчиками снарядов