Советская ведомственность - страница 21

С точки зрения первых теоретиков группизма, советский государственный аппарат был более разветвленной совокупностью групповых интересов, основанных на неформальных связях. Меер описывал советскую политическую систему как «сложную структуру, состоящую из множества различных властных иерархий»48. Разноголосица команд, раздаваемая подчиненным ведомствам (agencies), исходила из одного бюрократического источника – Коммунистической партии, обладающей абсолютным суверенитетом. Но именно партия вызывала к жизни «семейственность» (family relations, semeistvennost), то есть «чрезмерно тесные отношения с бюрократами, которых они должны были контролировать и консультировать». По словам автора, данное явление являлось «защитным союзом» между территориальными органами партии и ведомствами. Тем самым «семейственность» превращалась в «сильные и жизнеспособные модели неформальной организации, которые пересекали хорошо выстроенные схемы управления и контроля советской бюрократической структуры», позволяющие нарушать правила, законы и не подчиняться директивам49.

Меер также заявил о существовании в СССР «народного бюрократизма» (people’s bureaucratism), когда советское общество само являлось «бюрократической системой», сочетающей командный принцип единоначалия с максимальным участием всех граждан в управлении предприятиями и организациями в качестве активистов. Рост числа наркоматов с конца 1930‑х годов приводил к превращению каждого бюрократического агентства (bureaucratic agency) в самодостаточную группу интересов. Такая агентность была «группой давления, занимающейся бюрократическим империализмом, рассматривающей другие министерства как своих соперников и во многом работающей против общего для всех интереса, общественного интереса, определяемого партией». Конкуренция между людьми всегда означала конкуренцию между группами50. Советское государство боролось с этой ситуацией путем создания суперкабинетов (inner cabinet or supercabinet), таких как ГКО или Президиум Совета министров, либо путем сокращения числа министерств или в ходе реформы 1957 года.

Итак, работы середины 1960‑х годов рассматривали ведомственность как часть процесса группирования элит, формирования и отстаивания их автономии. Групповой подход более обстоятельно выделял значимость советских бюрократических институтов, поскольку советская система представляла собой олигархический «плюрализм элит», где партия была более могущественная, чем все остальные, но не всемогущей51. Группы, которые были институционализированы и являлись частью административного механизма (министры, плановики, руководители промышленных предприятий), имели реальное влияние на советскую политику. Во времена Хрущева эти элиты получили возможность доносить свою волю до руководства и влиять на процесс принятия решений52. Советская власть позволяла существовать формам «подчиненной автаркии»53 – бюрократические институты и организации могли быть в той или иной степени автономными и самодостаточными в процессе администрирования.

Милтон Лодж обозначил это явление термином «групповщина» (gruppovshchina)54. Ученый считал, что различные группы (экономические бюрократы, военные, интеллигенция, юристы) обладали отличными от партийных аппаратчиков самосознанием, заданным групповым статусом и общими ценностями. В таком случае партия выступала политической ареной для конкуренции между разными группами