Она пристально всмотрелась в картину, которую считала почти своей. Сегодня солнце на ней светило тускло, словно через силу, а птица еле летела, сопротивляясь сильному ветру, еще немного, и ее вынесет за пределы позолоченной рамы… «Надо было картину все-таки сфотографировать, – подумала она и произнесла:
– Тогда я увольняюсь. Я хочу в отпуск.
Геня молчал. Марианна повернулась и пошла к выходу.
– Маша!
Она остановилась. Сергей Дмитриевич, наморщив лоб, беспомощно замахал руками: «Ну хорошо, хорошо! Езжайте в свой отпуск! Давай сюда это заявление!..» Он поставил внизу листа витиеватую закорючку: буква «С» обхватывала фамилию Баулин и распускалась замысловатыми завитками.
– Спасибо, Сергеня, – грустно поблагодарила Маша, почувствовав себя виноватой.
Выходя из кабинета, она обернулась. Геня стоял у окна, спиной к ней, дергая жалюзи за шнурок, пытаясь то ли опустить их, то ли поднять.
Марианна прикрыла глаза от яркого солнца:
– Вот так.
– Бедный Геня! – покачала головой Варя.
– Бедный! – возмутилась Маша. – Да ему вообще достались мои лучшие годы!
– Еще скажи, что он сломал тебе жизнь! Кстати, никогда не слышала, чтобы говорили: «Он починил мне жизнь». Не звучит. И первая ассоциация с «починил» – сантехник дядя Коля. «Он построил мне жизнь» – еще хуже.
– Может, он улучшил мне жизнь? – предложила Марианна.
– Ага, так и хочется переспросить: «И намного?» Думаешь, твоя жизнь столь непостоянная величина, что ее так нетрудно испортить? Не выдумывай. Пока не родила – она принадлежит тебе. Ну, подписал, и хорошо. Еще не хватало тебе работу искать. И что там с Тулой, рассказывай дальше, – попросила Варя.
– А, ну вот. Город прекрасный, ухоженный, пряники и все такое. Представляешь, там, в музее оружия – подкованная блоха!
– Да ладно! Это, наверное, муляж какой-нибудь! – не поверила Варька.
– Да никакой не муляж, и размером с настоящую блоху, а на каждой лапке – подкова! В микроскоп смотреть надо! Будешь там, посмотри обязательно! Ну вот, город красивый, а все равно, я ходила по нему и думала: как хорошо, что я здесь не живу! Все-таки, мой дом – Москва. Не хотела бы жить где-то еще.
– А вот я бы переехала, – мечтательно сказала Варя. – Куда-нибудь, где зимой не так холодно. В Италию, например.
– Девчата! – прервала их разговор женщина, укутанная в красный павловопосадский платок. – А давайте я вам скидку сделаю, как для пенсионеров: молодежь, пенсионеры – одно и то же.
Но Варя уже свернула в сторону молодых ребят, уверявших, что пчеловоды живут до ста лет и больше. Они предлагали абрикосовый мед, попутно пытаясь выманить у симпатичных покупательниц номер телефона.
– Это что же, где-то растут поля абрикосов? – поинтересовалась Маша.
– Сады! – важно пояснил будущий долгожитель.
Оказалось, что для меда растут не только абрикосы. Когда Варя захотела попробовать тыквенный, продавец ей сказал: «Это мед необычный, его либо сразу выплевывают, либо проглатывают, но молодежь берет, потому что прикольно». Варя немного испугалась, но проглотила. «Действительно прикольно», – согласилась она.
Девушка, пробующая ежевичный мед, спрашивала с изумлением: «Скажите, а откуда берется маточное молочко, я же понимаю, что их не доят?» На что невозмутимая тетенька отвечала: «Правильно, деточка, пчел не доят…»
– Слушай, пошли скорей, – хихикнула Варя, – мало ли, откуда что берется, потом есть никогда это не сможем…
