И из этого старого, в тёмных пятнах и патине, зеркала на меня смотрел… я. Это, вне всяких сомнений, был я, собственной персоной, только почему-то очень и очень молодой. Прямо юный, как на фотографиях в мамином альбоме…
В этот момент ко мне ринулся разъярённый участковый и я… я вспомнил!
– Гуськов! – удивлённо воскликнул я, извлекая из клочков ваты его фамилию. – Лейтенант Гуськов! Ты же Гуськов, да?
– А? – опешил тот, и я, воспользовавшись замешательством, потянул его к себе и поставил рядом, чтобы можно было видеть его в зеркале.
Странно… он был одинаковым и в натуре, и в зеркале. А вот я по-прежнему в зеркале выглядел желторотым юнцом…
Шиза…
Трындец, вот так внезапно подкралась шиза. Или деменция. Или психотропные. Раз была операция, могли какую-нибудь гадость вколоть… Чего-чего, а гадостей разных существует великое множество. А может, я уже давно ку-ку, поэтому меня и выпнули на пенсию?
Я поднял руки и внимательно их осмотрел. Они были грязными, но да… вроде молодыми. Я похлопал себя по животу и бёдрам. Комплекция у меня не менялась, за пятьдесят лет я не раздобрел и мышцы до сих пор имел железные, так что… Расстегнул клетчатую ковбойку. Седины на груди не было, кожа выглядела гладкой и упругой. Вещества или шиза? Скорее, всё-таки вещества…
Председатель и участковый ничего не говорили, только ошарашенно наблюдали за моими действиями, а из репродуктора продолжал литься жизнерадостный голос:
Верх-Исетский завод по праву называют ветераном уральской промышленности, предприятием славных традиций. Свыше трёх тысяч тонн проката сверх задания выдал коллектив предприятия с начала года…
– Короче, – нарушил оцепенение лейтенант Гуськов. – Хватит дураком прикидываться, двигаемся в сторону отделения. Стрелец, слышишь меня?!
Я только головой качнул, продолжая размышлять.
– Быстренько-быстренько! – начал распаляться он. – На выход, я сказал! У тебя хулиганство уже имеется, не доводи до воспрепятствования представителю власти! Ты чё не понял?!
– Отстань, Гуськов, – отрезал я. – Не хватало мне приказы воображаемых существ исполнять. Сгинь, видение юности. Химера многословная.
– Ну ты напросился! – взорвался он. – Это я тебе точно так не оставлю!
Лицо его сделалось красным, а глаза из орбит полезли.
– Я тебя предупреждаю, Стрелец! Шутки кончились! Ты задержан!
Я хмуро и раздражённо глянул и шагнул в его сторону.
– Стоять! – нервно воскликнул он отскакивая. – Стоять! Я предупреждаю! Я стрелять буду!
Рука его легла на кобуру, прицепленную к поясу, и пальцы начали остервенело дёргать застёжку.
– Заело что ли? – усмехнулся я.
– Ты у меня щас посмеёшься!
В этот момент в комнату ворвалась крепкая баба. Она влетела, как огненный вихрь, с грозным видом оттолкнула Гуськова в сторону и кинулась прямо ко мне.
– Вот ты где! Не соврал значит Данилка пастух. Ну всё, студент! Кранты тебе! Я с тебя живого точно не слезу!
Эту бабу я помнил. Такое, как говорится, не забывается. Гавриловна, конечно… человек-тайфун. Надо же…
– Ну, – улыбнулся я, – добро пожаловать на вечер моей памяти. Как вчера всё было.
Вата начала рассыпаться, и на меня нахлынули воспоминания. А неплохая штуковина… Ну, та, что враги человеческие мне кололи.
– Гавриловна! – воскликнул председатель. – Оставь парня в покое! Глянь, у него вся спина в крови и полголовы нет, его в медпункт надо.
– А я сейчас и вторую половину оторву! – рявкнула она. – Но сначала яйца!
