Я шёл и на ходу просматривал заголовки, как Листик из «Незнайки», изредка поглядывая под ноги да по сторонам. Проезжали трактора, проезжали грузовики и мотоциклы, выдавая сизые облачка пахнущие бензином. Проходили пешеходы. Проехал жёлтый милицейский уазик. На него я обратил внимание, поскольку, кроме Гуськова, ехать на нём было некому.
Ну, проехал, да проехал, мало ли какие у представителя власти дела могут быть. Но, проскочив мимо меня, машина метров через двадцать остановилась и, коротко проскрежетав передачей, сдала назад.
Уазик тормознул рядом со мной, пассажирская дверь приоткрылась, и из неё выглянул перегнувшийся с водительского места Гуськов.
– Физкульт привет, – кивнул я, не сбавляя шаг.
– Стоять, Стрелец! – окликнул меня участковый.
– Не по уставу обращаешься, – пожал я плечами, продолжая шагать дальше.
– Эй, Стрелец, я шутки что ли шучу? Стой сказал!
Он выскочил из машины и бросился за мной.
– Стрелец! Стоять!
– Именем закона что ли? – усмехнулся я, остановившись и повернувшись к нему.
– Давай в машину, шутник! – сердито бросил он, подбегая ко мне.
– Зачем? – удивлённо поинтересовался я. – В общагу хочешь подвезти? Или в лес вывезти, чтобы грохнуть и прикопать?
– Ты чего, головой ударился? – ошарашенно спросил он и, остановившись глазами на повязке, захлопал красными набрякшими веками.
– Моя милиция меня не бережёт, так что да, ударился. А ты чего, накатил уже с утра пораньше?
– Ты охренел?! – взвился он и отступил на два шага. – А чё… пахнет?
– Не сильно, – пожал я плечами. – Хорош по утрам бухать. Стуканёт кто-нибудь, полетит головушка. Или звёздочка, а то и обе.
– Так! – рассердился Гуськов. – Варежку прикрой свою, нос не дорос, старших поучать. Я микстуру принимаю от гипертонии, ясно? Она на спирту.
– Понятно, – кивнул я. – Как скажешь. Гипертония – это настоящий бич современности, и если мы не предпримем действенных мер, она будет только усугубляться. А как, кстати, микстура называется? Не Солнцедар? Не теряйте время даром, похмеляйтесь Солнцедаром.
– Так, отставить! Давай, садись в машину, шутник, понимаешь.
– Зачем, можем и так поговорить. Мне вообще-то некогда разъезжать, надо политинформацию готовить, а то ребята с полей вернутся, а мне и сказать им нечего. Вот я и газеты прикупил. Так что давай завтра, ладно?
– Ты не умничай, ясно? Поехали говорю, пока не пришлось силу применять.
– Опять что ли Мурадян ябеду сочинил?
– Сочинил-сочинил!
– Так он же врёт.
– Вот и подтвердишь, что он врёт, а ты истину открываешь. Не могу я на заявление не отреагировать, понимаешь? Ты всё объяснишь, если надо, опросим свидетелей, и я отказ оформлю.
– Так сразу оформи.
– Если жалобу напишут, мне голову открутят, не понимаешь?
– Ох, Гуськов, темнишь ты брат.
– Так! Поуважительней, пожалуйста!
В прошлой жизни мне действительно пришлось давать объяснения за первый случай, когда шабашники к Галке приставали. Ходил в отдел, или как там у него называется, и подписывал протокол допроса.
Вчерашнего побоища в первом варианте истории не существовало, но я прикинул и решил, что поскольку Гуськов не отстанет, и у меня всё равно выходной, то почему бы не закрыть этот вопрос сегодня?
В общем, я забрался в машину и поехал вместе с участковым в его, так сказать, участок. Было, честно говоря, какое-то чувство, что что-то не так, но такое неуловимое, что я махнул рукой.
Отделение оказалось обычным старым бараком.
