Союз рыжих - страница 13

Старый оторвался от костра и уставился на меня, приподняв бровь.

– Если бы Макферсоны словили Боба, им пришлось бы сразу везти его в Майлз-Сити, – объяснил я. – Да они бы и до сих пор там торчали, продувая денежки на вино, женщин и песни… или, скорее, на виски, шлюх и снова на виски.

Густав нахмурил брови и скривился, будто отведал подгорелого пирога с уксусом. Его гримаса говорила: не вполне уверен, что смогу это проглотить.

– Может, и так, – протянул он, и другого ответа я так и не дождался.

Всю следующую неделю мы клеймили телят и коров, так что начало казаться, будто в мире нет ничего, кроме коровьих задниц. Но когда мы наконец получили передышку, меня она не обрадовала. Около полудня пелена черных туч закрыла солнце, словно каменной стеной. Послышался далекий раскат грома, и волоски у меня на загривке встали дыбом – говорю буквально, а не просто для красного словца. Молнии сверкали еще далеко, но воздух вокруг уже потрескивал от электричества. Повсюду замелькали зеленоватые искорки, а уши лошадок и рога быков засветились, будто лампы.

Похоже, что надвигалось нечто по-настоящему ужасное, и все – даже Ули, Паук, Будро и остальные из их барака – выехали на пастбище, чтобы согнать скот на высокое место. Когда хлынет ливень – а он обещал хлынуть как из ведра, – мгновенно начнется потоп. Пересохшее русло за пару минут превратится в ревущий поток, и корове, лошади или человеку, застигнутым в таком месте в начале ливня, ничего не стоит утонуть.

И это далеко не единственный способ погибнуть во время грозы. Бывает, что зеленые искры начинают прыгать с коровы на корову, сея страх. Вскоре и лошадь под человеком начинает пугаться, и достаточно одного хорошего раската грома, чтобы все четвероногие создания понеслись прочь. Если в этот момент упасть с лошади, нечего будет даже хоронить.

Такие ободряющие мысли крутились у меня в голове, когда я вместе с парнями гнал стадо в триста голов из долины на холм. К тому времени воздух настолько наэлектризовался, что веки покалывало, а во рту стоял металлический вкус, будто там полно медяков. Внезапно налетел яростный порыв ветра. Не засунь я поглубже ноги в стремена – улетел бы, как воздушный змей. И тут же хлынул ливень, настолько зверский, что как бы загар не смыл.

В пелене дождя передо мной возникло видение столь неожиданное, что пришлось стереть заливающую глаза воду и всмотреться, убеждаясь, что это не игра света и тени. Верховой был в котелке вместо широкополого стетсона и в черном сюртуке вместо желтого дождевика.

– Гоните скот! – кричал всадник.

Его голос я узнал еще до того, как разглядел лицо, и мое изумление удвоилось. Это был Перкинс.

Я почти не видел управляющего «ВР» на улице, а верхом – и вовсе ни разу. И тем не менее он был передо мной на Пудинге, самом смирном коняге на всем ранчо. Пудинг не отличался резвостью, зато мог похвалиться сообразительностью: завяжи ему глаза и брось на любом пастбище, к вечеру сам придет к конторе попросить сахарку. Лучшая лошадь для того, кто не очень-то смыслит в лошадях, а Перкинс явно не смыслил вообще ничего, раз выехал из замка в такую погоду.

– Гони их на высокое место! Высокое место!

– Да, сэр! – прокричал я. – Высокое место!

Перкинс кивнул, махнул рукой – мол, займись делом – и пропал во мгле.

Готовность управляющего рискнуть здоровьем и жизнью ради того, чтобы приказать мне делать именно то, чем я и без того занимался, могла бы показаться крайне глупой, будь у меня время задуматься. Но я занимался куда более насущным делом. Земля быстро превращалась в густую черную жижу, и моя пегая уже несколько раз едва не упала, увязнув в ней. Скачка в грозу – отличный способ сломать лошади ногу или ездоку шею, и оставалось лишь гадать, что произойдет первым.