– А череп тридцать девятого? – спросил я, докуривая сигарету.
Мэр закончил набивать трубку и начал убирать кисет с табаком.
– Череп тридцать девятого, – пробормотал он, сжимая чубук кривыми желтыми зубами, – череп тридцать девятого – это не мое дело. Я велел людям из Банналека прекратить копать.
– Но чей же он, этот недостающий череп? – не отставал я.
Мэр даже головы не поднял: все его внимание сосредоточилось на том, чтобы высечь искру. Наконец, трут занялся: он поднес его к трубке, сделал уже упомянутые четыре затяжки, выбил пепел и с важным видом положил трубку в карман.
– Недостающий череп?
– Да, – нетерпеливо подтвердил я.
Мэр медленно развернул свиток и начал читать, переводя с бретонского на французский:
НА СКАЛАХ СЕН-ЖИЛЬДА
13 апреля 1760 года
В этот день по приказу графа Суазика, главнокомандующего бретонскими войсками, кои стоят ныне в лесу Керселек, на этом месте были преданы земле тела тридцати восьми английских солдат 27-го, 50-го и 72-го пехотных полков, погребенные с принадлежавшим им оружием и снаряжением.
Мэр прервался и задумчиво взглянул на меня.
– Продолжайте, Ле Бьян, – сказал я.
Мэр перевернул свиток и продолжил читать написанное на обороте:
Вместе с ними было захоронено тело того подлого предателя, который сдал форт англичанам. Способ его казни был следующим: по приказу благороднейшего графа Суазика предателю сперва заклеймили лоб раскаленным наконечником стрелы. Железо прожгло плоть и было прижато ко лбу так сильно, чтобы клеймо отпечаталось на самой кости черепа. Затем предателя вывели на двор и приказали встать на колени. Он признался, что помогал англичанам. Будучи священником и французом, он попрал свои духовные обеты, чтобы добыть для англичан пароли. Эти пароли он выманил на исповеди у молодой бретонки с острова Груа, которая частенько приплывала на лодке к своему мужу, служившему в форте. Когда форт пал, эта женщина, обезумевшая от гибели мужа, разыскала графа Суазика и сообщила, как священник заставил ее рассказать все, что она знала о форте. Священника схватили в церкви Сен-Жильда в последний момент: он уже собирался в Лорьян. Когда его арестовали, он проклял эту женщину, Мари Тревек…
– Что? – воскликнул я. – Мари Тревек!..
– Мари Тревек, – повторил Ле Бьян. – Священник проклял Мари Тревек и всю ее семью и потомков. Его расстреляли, поставив на колени и надев на него кожаную маску, потому что бретонцы, которым поручили казнь, боялись стрелять в священника, пока лицо его оставалось открытым. Священник этот был не кто иной, как аббат Сорг, более известный как Черный Монах, прозванный так за смуглое лицо и черные брови. Его похоронили с колом в сердце.
Ле Бьян умолк, поглядел на меня и вернул рукопись Дюрану. Жандарм сунул свиток обратно в латунный цилиндр.
– Итак, – сказал я, – тридцать девятый череп – это череп Черного Монаха.
– Да, – подтвердил Фортен. – Надеюсь, они его не найдут.
– Я запретил им продолжать, – раздраженно напомнил мэр. – Ты сам это слышал, Макс Фортен.
Я поднялся и взял ружье. Малыш подошел и ткнулся мордой мне в руку.
– Прекрасный пес, – заметил Дюран, тоже вставая.
– Почему вы не хотите, чтобы его череп нашелся? – спросил я Ле Бьяна. – Было бы любопытно посмотреть, действительно ли клеймо прожгло ему лоб до кости.
– В этом свитке есть еще кое-что, чего я вам не прочел, – мрачно сказал мэр. – Хотите знать что?
– Конечно, – ответил я, не скрывая удивления.
