– Это сон, сынок. Когда ты успокоишься и перестанешь плакать, я тебе расскажу, как все в мире устроено. Не верь снам.
– Хорошо, – в глазах Ниака затеплилась надежда.
– Тогда по рукам? – отец поднял свою ладонь.
Мальчик улыбнулся. Ему нравилась такая игра. Она всегда помогала ему освободиться от тягостных сновидений.
Ниак ударил своей маленькой ручкой о большую ладонь отца.
Мада-Нэм знал подход к сыновьям. Хотя мальчики были очень разными. Младший Лева – простодушный и веселый, а старший Ниак – чувствительный и серьезный.
Когда днем мальчики играли на берегу моря, Лева спросил:
– А как выглядел этот корабль в твоем сне? Три мачты или пять?
– Не мачты… Крылья. Сверкающие, – Ниак нарисовал на песке два длинных прямоугольника, присоединенных к цилиндрическому корпусу.
– Тогда не корабль, а птица, – заметил Лева.
– Птица живая, а это корабль, летающий высоко-высоко в небе, где всегда темно.
– И много там людей?
– Очень. Несметно.
– Как же они там все поместились?
– Не знаю… Они как бы и люди, и не люди… У них нет тела.
– Ангелы что ли?
– Нет. Это точно люди, – настаивал Ниак.
– Ну, ты и фантазер! – Лева стал толкаться.
– Отстань. Вот увидишь.
– Как же я увижу? Я не могу залезть в твой сон, – рассмеялся Лева.
– Не знаю. А ты попробуй, – Ниак замотал головой, как бы пытаясь раскидать свои видения. – Лови, лови!
Мальчики стали бегать по песку друг за другом.
Мада-Нэм и его жена Тилилаве наблюдали из окна за игрой детей.
– Как такое возможно? Эти сны… Мы же им никогда не рассказывали, – тревожность в голосе Тилилаве передавалась мужу.
Он нервно стучал пальцем по стене.
– Я бы тоже хотел это выяснить. Ниак точно не убегал? Не пропадал? Он не мог как-то попасть в запретную зону?
– Там все джунглями поросло. Туда не то что ребенок, слон не проберется.
– Слон может и нет. Но дети. Ты же знаешь, им щелки хватит, – горько усмехнулся Мада-Нэм. – Присматривай за ними.
Он обнял жену.
Тилилаве дрожала.
– Мне иногда кажется, что этот Милас не погиб. Он как-то сумел спастись.
– Не говори глупости. Мы же видели, как его раздавило.
– Видели. Но вдруг есть способы. Не знаю. Другое тело, – у жены от переживаний покраснели глаза.
– Тили, – Мада-Нэм посмотрел на нее в упор. – Не накручивай. Ты же понимаешь, мы можем рассчитывать только друг на друга. Держи себя в руках. Уже столько лет мы здесь. Все преодолели. И это осилим.
– Конечно, – Тилилаве вытерла глаза.
– Просто, будем начеку.
Они еще теснее прижались, словно объятья защищали их.
Вечером, когда Тилилаве укладывала спать мальчиков, она заметила, как Лева что-то прячет в кулачке.
– Ну-ка, разбойник, – она попросила открыть ладошку.
– Тихо, а то Ниак увидит.
Лева спрятался за спину мамы. Хотя Ниак копошился у себя в кроватке под одеялом и не обращал внимания.
В кулачке был простой морской камушек, гладкая галька. Впрочем, на одной из плоских поверхностей как будто было выцарапано какое-то растение. Но вода уже изрядно постаралась, и рисунок почти стерся.
– Мне его мальчик подарил.
Тилилаве удивилась:
– Какой еще мальчик?
– Там, на море. Он сказал, что это волшебный камушек.
– Ох, фантазер. Вы у меня оба выдумщики, – Тилилаве, улыбнувшись, потрепала Леве волосы.
– Точно, волшебный. Он сказал, чтоб ты спела камешку песенку.
– Чудо мое, давай лучше я спою тебе.
– Подожди, я сейчас включу, – и Лева нажал на рисунок на гальке, словно это была кнопка. – Чииик, – сымитировал он звук. – Теперь можно.
